Тень Микеланджело - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кристофер cтр.№ 22

— Лазри по-арабски означает «левша», — пояснил Валентайн.

— Боюсь, это не лучшее имя для выходца из Африки вроде меня, но, может быть, ты и вправду принесешь мне удачу.

Он жестом указал на пару искусно вырезанных стульев, а когда Валентайн и Финн сели, невероятно громко щелкнул пальцами, и откуда-то появился молодой человек в длинном белом одеянии и маленькой белой расшитой шапочке. Он устремил на Финн восхищенный взгляд широко раскрытых глаз и лишь потом повернулся к Лазри, который некоторое время тараторил по-арабски как пулемет. Потом молодой человек кивнул, бросил на Финн еще один взгляд и исчез.

— Это мой племянник Маджуб. Судя по всему, он безумно в тебя влюбился.

Финн почувствовала, что краснеет.

— У тебя нет причин для смущения. Ты очень красива, воистину великолепный образчик чекроун, с звездной россыпью веснушек и молочно-белой кожей, но боюсь, что Маджуб влюбился бы и в самку шимпанзе, явись она сюда. В таком уж он возрасте. Однако поверь мне, он совершенно безобиден.

Несколько минут спустя молодой человек вернулся с покрытым эмалью подносом, на котором стояли три маленькие чашечки, марокканский кофейник и тарелка с чем-то коричневым, клейким и очень маслянистым. Бросив последний взгляд на Финн, Маджуб вздохнул, ушел и больше не появлялся. Гассан налил кофе, положил ложкой в каждую чашку явно вредное для зубов количество сахара, а потом пустил по кругу блюдо с липкими коричневыми квадратиками.

— Я не имею ни малейшего представления, как их называет Маджуб, но вообще-то это ириски с орехом пекан и кэшью, которые считаются полезными для простаты. Тебе, Финн, конечно, нет нужды беспокоиться о таких вещах, но мы, мужчины, должны заботиться о своем здоровье.

Он ухмыльнулся, сунул две штучки в рот одну за другой, а потом запил их глотком кофе. Финн откусила от уголка одной из этих маленьких плиток и почувствовала, что двадцать лет серьезной заботы о зубах вкупе со всеми стараниями дантистов могут пойти насмарку. Это была потрясающая вкуснятина.

— Итак, — сказал Гассан, — чем я могу помочь вам сегодня?

— Вчера был убит один человек. Убийца использовал ритуальный кинжал куммайя.

— А, да, — сказал Гассан. — Директор музея.

— Вы уже знаете об этом? — удивилась Финн.

— Американцы есть американцы, арабы есть арабы, даже арабские евреи вроде меня. Вы видите мир по-своему, мы по-своему. Если кто-то использует куммайя, чтобы заткнуть кому-то рот, это марокканское дело, и мы, марокканцы, узнаем об этом очень скоро. — Он невесело улыбнулся. — В последнее время людям с большими носами и темной кожей нужно быть готовыми к тому, что к ним в любой момент могут заявиться ребята из Внутренней безопасности, с бесплатным билетом в «отель» на Гуантанамо.

— Расскажи нам о куммайя, — попросил Валентайн.

— Куммайя или, как его порой называют, ханджар распространен в северной части страны. Там это своего рода знак совершеннолетия: если юноша получает право носить ханджар, значит, он стал полноправным мужчиной. Ханджар в известном смысле и делает его мужчиной. Понимаешь?

Валентайн кивнул. Финн ждала. Она думала о том, не съесть ли ей еще одну из этих маленьких липких ирисок с пеканом и кэшью, но так и не решилась. А когда Гассан Лазри вынул маленькую серебряную шкатулку и закурил очередную овальную сигарету, Финн вдруг пожалела, что не курит. Не курит, не пьет, сексом почти не занимается, даже приторных восточных сладостей и тех вволю не ест. Впору идти в монахини.

Лазри сделал долгую затяжку, выдул дым из широких волосатых ноздрей и отправил в рот очередной сладкий квадратик. Он жевал и задумчиво смотрел на Финн.

— Конечно, — продолжил он с набитым ртом, — у куммайя есть и другое назначение.

— Какое? — спросила Финн.

— Его используют не только для обрезания — ты знаешь, что арабы и евреи делают своим мальчикам обрезание, без этого обходятся только христиане и азиатские язычники. Так вот, кинжал используют еще и для того, чтобы вырезать языки предателей. То есть существовала такая традиция, хотя я не слышал, чтобы так поступали в последнее время. «Усмирить язык предателя» — вот как это официально называется.

— Могло это относиться к Краули? — спросила Финн.

— Откуда мне знать, дорогая? Я никогда не встречался с этим человеком, не был с ним знаком. Правда, я знаю, откуда взялся именно этот куммайя.

— Как?

— Сегодня утром ко мне явился полицейский с фотографией. Малый по фамилии Дилэни. Наверное, он разузнал по своим каналам, что я возглавляю здешнее марокканское землячество. Так или иначе, я рассказал ему, что это за кинжал, где такие делают и для чего они нужны.

— А кому он принадлежал?

— А кому он принадлежал, меня никто не спрашивал.

— Но вам это известно.

— Конечно. Если не говорить о дешевых поделках для туристов, которые продаются на базарах Маракеша, Феса, Касабланки и тому подобных курортных мест, то должным образом изготовленный куммайя, особенно старинный, мавританский куммайя, так же уникален, как отпечатки пальцев, и рассказывает о личности владельца ничуть не меньше.

Он широко улыбнулся и сунул в рот очередной квадратик. Финн отпила еще кофе.

— Не говоря уже о том факте, что имя владельца обычно отчеканено на серебряном окладе ножен. — Гассан ухмыльнулся. — Но мистер Дилэни, разумеется, не знает арабского.

Мысли Финн начали туманиться, ибо лавка наполнилась клубами сигаретного дыма. Гассан допил кофе, посмаковал на языке гущу со дна чашки и снова улыбнулся.

— Знаешь, кофейная гуща очень полезна для кишечника. Марокканские мужчины редко болеют раком толстой кишки.

Он открыл серебряную шкатулку, достал еще одну сигарету и зажег. Это был классический пример психологической зависимости.

— С другой стороны, — продолжил Лазри, — у них очень высокий процент заболеваемости раком легких.

Словно в подтверждение сказанного он хрипло закашлялся.

— Кинжал, — напомнил Валентайн.

— Он из коллекции частной мужской школы в Коннектикуте, — сказал лавочник.

— Как называется эта школа? — спросил Валентайн.

— Это школа «серых братьев», — ответил Лазри, глядя на последний квадратик лакомства, остававшийся на тарелке. — Францисканская академия.

Он вошел в комнату, согласно устоявшемуся ритуалу снял с себя униформу, подошел, уже обнаженный, к столу, сел на стул и внимательно рассмотрел обложку книги, как делал всегда, приходя сюда. Потом он бережно открыл ее и начал переворачивать страницы, заполненные убористым, но идеально четким почерком, время от времени останавливаясь и шепча слова, звучавшие как исполненная ненависти молитва:

«Genus humanum quod constat stirpibus tantopere inter se diferentibus non est origine unum descendus a protoparentibus numero iisdem».