Эймос прищелкнул языком.
– Конечно, наступит. И я не знаю, что это будет. На данный момент мне все равно – очень хочется принять душ, прежде чем мы встретимся с Мюрреем Лонгуортом.
Может быть, Эймос способен на время отключиться от проблем, но не Маргарет. Точнее, она не могла отключить страх.
Если это личинка, то что же, черт побери, ожидает их во взрослой стадии?
22
Шелушение
Перри тяжело опустился на диван, в одной руке сжимая банку темного пива, а в другой – дистанционный пульт управления. Он рассеянно переключал каналы, не задерживаясь подолгу ни на одной программе.
Старый диван в зеленовато-голубую клетку Перри помнил с детства, когда отец привез его домой из Армии спасения в качестве сюрприза для матери. В то время диван находился в весьма хорошем состоянии для подержанной вещи, но с тех пор прошло пятнадцать лет. После смерти матери Перри забрал из родного гнезда диван, а также посуду и столовое серебро – вот и все. Насколько ему было известно, их полуразвалившийся дом до сих пор стоит на грязной дороге в Чебойган. Когда Перри был маленьким, отец без конца делал ремонт, и это помогало поддерживать жилище в более или менее пристойном состоянии. Однако больше никто не согласился жить в обветшалом доме, который по-хорошему нужно просто снести.
Перри пользовался диваном несколько лет: сначала в колледже, потом в своей маленькой квартирке. Постепенно все изгибы дивана стали повторять контуры его тела, как будто он был изготовлен по спецзаказу. Впрочем, ни диван, ни пиво, ни пульт управления не могли подавить мрачных чувств, которые сопровождали Перри по пути домой. Его отправили с работы раньше положенного времени. За то, что он вел себя как недисциплинированный, ленивый работник. Одного этого было достаточно, чтобы сломить его дух, так еще и Великолепная Семерка
[10]
просто отказывалась исчезать.
Теперь пораженные места не только чесались. Они болели.
В корочках на коже было что-то другое, то, что ощущалось где-то глубоко. Что-то в его теле говорило, что все вокруг изменялось… и выходит из-под контроля.
Перри всегда задавал себе вопрос, осознают ли больные раком, что им грозит. Естественно, для многих было неожиданностью узнать, что, по словам врача, им осталось жить весьма недолго. Некоторых это не удивляло, однако многие испытывали боль от сознания того, что скорая смерть неестественна. Как в свое время отец.
Отец знал. Хотя Доуси-старший никогда ни с кем и словом не обмолвился, он стал еще спокойнее, серьезнее и злее. И хотя Перри понял самое страшное, лишь когда отца положили в больницу, старик знал все заранее.
А теперь знал и Перри. У него были странные ощущения в животе – не инстинкт, не интуиция, а какое-то слабое, тошнотворное чувство. Оно возникло впервые с тех пор, как в понедельник утром воспалилась сыпь. Начало… конца?
Он встал и отправился в ванную, где, сняв рубашку, принялся рассматривать свое когда-то мускулистое тело. Очевидно, начинало сказываться недосыпание, вызванное обстоятельствами (суть этих «обстоятельств» заключалась в ощущении того, что с ним происходит что-то опасное и странное). Последнее время он выглядел все более грустным и задумчивым. Когда нервничал, то всегда чесал голову, после чего волосы беспорядочно торчали в разные стороны. Кожа стала намного бледнее, а под глазами явственно обозначились темные круги.
Он явно выглядел… больным.
И еще одна деталь привлекла внимание, хотя поначалу он приписывал ее нездоровому воображению. Мышцы казались теперь более очерченными. Перри медленно покрутил рукой, наблюдая дрожание дельтовидной мышцы под кожей. Расстегнул штаны, снял их и швырнул в угол. Открыв аптечку, взял пинцет, потом уселся на унитаз. От соприкосновения с холодной керамикой бедра, ягодицы и низ живота покрылись гусиной кожей. Перри щелкнул по пинцету пальцем, услышав мягкий, напоминающий вибрацию камертона звук.
Легче всего было добраться до сыпи на левой ягодице. Он и так серьезно травмировал больное место постоянным расчесыванием. Участок сыпи диаметром в три дюйма состоял из старых, засохших, и свежих красных корочек. В общем, он прямо-таки просился первым получить заслуженный нагоняй.
Перри сдавил участок вокруг покрытой струпьями сыпи указательным и большим пальцами, вызвав небольшое вздутие. Краешек струпа начал естественным образом отслаиваться. Он поймал его пинцетом, сдавил и слегка потянул. Струп приподнялся, однако от кожи не отходил.
Перри нагнулся, его глаза сузились от напряжения. Он знал, что будет больно, но был исполнен решимости убрать ненавистную корку с тела. Сжал пинцет еще сильнее и резко дернул. Толстый струп наконец поддался, и Перри ощутил приступ резкой боли.
Положив пинцет, он отмотал немного туалетной бумаги. Сложив вдвое, приложил ее к кровоточащей ранке. Спустя некоторое время кровотечение прекратилось. Однако обнажившаяся кожа не выглядела нормальной. Она должна быть влажной и блестящей. А оказалась совсем другой.
Плоть выглядела как апельсиновая кожура, не только по цвету, но и по структуре. Она отдавала слабым запахом мокрых листьев. Из мельчайших трещинок и дырочек потихоньку сочилась водянистая кровь.
Тело пронзило гнетущее ощущение паники. Если это произошло с его ногой, значит, то же самое ожидает и?..
Он внимательно осмотрел свои гениталии, изо всех сил надеясь, что с ними ничего не произошло…
Ничего страшнее в жизни он не видел. Левую часть мошонки покрывала бледно-оранжевая кожа. Этот участок был, в основном, лишен волосяного покрова; оставалось лишь несколько одиноко торчащих волос.
До сих пор Перри просто нервничал, видимо, не осознавая всего ужаса своего положения. Но теперь что-то страшное происходило с его… яйцами! Окоченев от ужаса, Перри сидел на унитазе, который отказывался нагреваться от тепла его тела. В раковине так сильно подтекало, что он удивлялся, как раньше умудрялся засыпать в крохотной квартирке под звук льющейся воды.
Во рту стало сухо. Он мог расслышать собственное дыхание. Все вокруг, казалось, замерло. Перри отчаянно пытался побороть панику и дать происходящему какое-то рациональное объяснение.
Всего лишь странная сыпь. Он отправится к врачу, и все прояснится. Возможно, ему назначат уколы, но, скорее всего, это не сложнее анализов на гонорею или сифилис, которые Перри сдавал в колледже.
Собравшись с духом, он ощупал подозрительное место. Оно было твердым и каким-то ненастоящим. Нет, здесь укол с пенициллином едва ли поможет, потому что болезнь сосредоточена не только на поверхности. Внутри мошонки что-то прощупывалось – то, чего никогда раньше не было, что-то под толстой кожей апельсинового цвета.
Перри вдруг явственно осознал одну неумолимо простую вещь: он скоро умрет. Что бы с ним ни происходило сейчас, эта чертовщина рано или поздно убьет его, когда разрастется, заполнит мошонку и проберется к половому члену. Мрачный, холодный ужас начал беспощадно терзать его душу.