— Как ты? Всё ещё не можешь уснуть? — спросил тихий, смягчённый еле заметным китайским акцентом голос.
Виктория чуть повернула голову в сторону незаметно оказавшегося рядом Ли-младшего, её профиль чётко обрисовался на фоне морозного стекла. Потребовалось странно много времени, чтобы сообразить, о чём он говорит, прежде чем вспомнила: на занудливую задачу интервьюирования её посадили после того, как тошнота и головокружение сделали девушку временно непригодной для работы с тонким менталом. Опять Олег что-то учинил.
— Жива. Что?.. — Для собрата по ученичеству не требовалось уточнять, что именно она имеет в виду под этим вопросом.
— Учитель устраивал диверсию, чтобы прикрыть группу ребят, забравшихся слишком далеко в закрытые уровни. Ну и... перестарался.
— Угу.
«Перестарался». Как... неадекватно это слово описывало большинство выходок Олега. Знакомая ненависть вспыхнула было, но тут же затихла, не имея сил разгореться ярче. Может, потом, когда она выспится. Так просто это очередное унижение Виктория спускать со счетов не собиралась.
— Сам-то ты как?
Слепой мальчик чуть улыбнулся.
— Жив.
Виктория повернулась к нему, опёршись лопатками о стену и склонив голову набок. За последние месяцы мальчик... вырос. Вытянулся, лишняя плоть ушла с костей, оставив лишь резкую восточную отточенность. Это всё ещё был подросток, но взрослые почему-то перестали обращаться с ним как с ребёнком. Сама же Виктория до сих пор оставалась для окружающих «этой диковатой русской девочкой».
— Пенни за твои мысли, — с той же полуулыбкой сказал Ли по-английски. Старая шутка — для их группы было своеобразной игрой не читать мысли друг друга, когда можно спросить. Лишь позже Виктория догадалась, что таким образом Олег прививал им основы ментального этикета. И с неделю специально читала всех направо и налево, почти полностью отказавшись от речи. А потом угомонилась, обнаружив, что Посланнику до этого маленького бунта не было ни малейшего дела, как и до всех остальных её бунтов, вызывавших у него лишь неприкрытое презрение.
— Тебе не приходило в голову сравнивать все эти попавшие в наши руки игрушки с... ну допустим, с продаваемой индейцам огненной водой?
Улыбка Ли пропала.
— Нет.
— Я вот думала... Тройка самых разрушительных факторов при взаимодействии культур: новая технология (допустим, те же ружья бледнолицых), новые неизвестные болезни (выкосившие индейцев оспа и ветрянка), новые, нетрадиционные для данного общества наркотические вещества. Огненная вода. Или, в случае самих европейцев, опиум и гашиш. Эти... браслеты, ожерелья, жезлы и прочее... Они вызывают слишком сильное привыкание.
Пророк некоторое время молчал.
— Не думаю. Элемент зависимости действительно есть, но он... побочный.
У Виктории затрепетали ноздри.
— Ты тоже думаешь, что я даю волю своим комплексам? — Голос её прозвучал слишком резко даже в её собственных ушах.
— Нет. — Мягкость его речи была ещё больше заметна на фоне её резких речей. — Так думает Олег, а его мнение относительно тебя не стоит внимания. Как, впрочем, и наоборот. Вам бы пожениться и избавить всех от ненужных проблем.
Кровь прилила к её щекам. Даже после всех унижении...
— Так... заметно?
— С твоей стороны — да. Вдрызг. По уши. Безнадёжный случай. С его стороны... Я не знаю. Здесь есть какая-то... двойственность. Неуверенность, неопределённость будущего, связанная с прошлым. Я не знаю, как объяснить. Там ты и в то же время другая женщина, вы с ней — неразрывное целое и в то же время — два разных мира. Слишком сложно для меня. Свершится то, чему суждено свершиться.
Как всегда, столкнувшись с этой потусторонней частью жизни слепого мальчика, Виктория замерла, не зная, стоит ли вежливо уклониться или будут уместными тактичные вопросы. Не умела она быть тактичной. Но и обсуждать свои чувства к Олегу, да ещё и непонятно откуда взявшуюся «другую» женщину, у неё не было ни малейшего желания.
— Это... пророчество?
Ли запрокинул голову и засмеялся. Искренне, по-детски, смехом, который до сих пор от него слышать не приходилось.
— Ох сестрёнка!.. Ты что, думаешь, что пророчества — это некие видения, возникающие у меня в голове?
— «Пророчество — это догадка, ставшая реальностью, — процитировала Виктория. — А если не стала, то это всего лишь метафора...»
— Ау, это бесценно! — Он, всё ещё хихикая, потряс головой. Затем протянул руку и чуткими пальцами пробежал по её лицу, воспринимая выражение растерянности и показной обиды. Виктория давно привыкла к такому его способу «видеть» и потому стояла неподвижно, почти не замечая процедуры, за которую кому-нибудь другому выдернула бы руки. С корнем. — Вообще-то, поначалу так и было. По крайней мере, похоже. Таинственные галлюцинации, кошмарные сны, смутные предчувствия. Всё как в дешёвых фантастических романах. Но... Олег ведь не зря столько со мной бился. Почти вдвое больше, чем со всеми остальными, включая даже тебя.
— Правда? — Ей было слишком любопытно, чтобы по-настоящему обижаться. Мальчишка, пусть и повзрослевший, что с него взять.
— Угу. Мы занимались математикой. Серьёзной. За пару недель пропахали весь школьный курс вдоль и поперёк. Затем полезли в теорию вероятности и многопространственную геометрию. Глубоко полезли. Я не уверен, что на Земле открыта хотя бы половина того, в чём он меня натаскивал. Понимаешь, пророчества... это как очень развитая интуиция. Сам процесс происходит в подсознании: сначала накапливается материал, какие-то факты, выхваченные из окружающего мира. Затем они долго перевариваются где-то глубоко-глубоко, пока наконец какой-то внешний стимул не цепляет и не вытаскивает всё на поверхность яркой картиной. Или, чаще, обрывками картин. Олег пытался вывести хотя бы часть этого процесса на сознательный уровень, используя математические модели. Сначала — развивали восприятие, способность видеть вверх и вниз по временной спирали, до предела, пока я и сам уже не мог сказать, откуда берутся разные факты и фактики. Затем эти кирпичики укладываются в основу строящейся в голове модели, которая их сравнивает и пытается грубо спрогнозировать результат их взаимодействия. Чем больше начальной информации, тем точнее ответ. И на каком-то уровне усложнения даже мой разум оказывается неспособным следить за всеми аспектами, и львиная часть модели снова проваливается в подсознание, но... Но этот процесс я уже контролирую. По крайней мере, частично.
Виктория честно попыталась представить себе то, что он описывал. Звучало довольно просто... Но воображение отказывало.
— Чтобы быть адекватной, модель должна не уступать по сложности оригиналу.
— Угу.
Они замолчали. Избранная отвернулась к окну, рассматривая морозные узоры и пытаясь не испытывать страха перед этим мальчиком, который, в дополнение к своим способностям видеть невидимое, упорно учился строить в голове полноценную Вселенную.