Виктория и сама не знала, что чувствует по поводу этой раны. Гнев. Гнев всеобъемлющий, бесконечный, разрушительный. То, что с ней сотворили, вызывало мгновенное инстинктивное отторжение, и девушке даже в голову не пришло ставить под сомнение собственную ярость. Виктория знала, что действия Олега были неправильны, отвратительны, что они унижали её даже в собственных глазах. Просто знала, и всё. Но, с другой стороны, красный рубчик вызвал и невероятную волну облегчения. Как будто какой-то узел внутри вдруг распустился, а глаза защипало подступившими слезами. Она была свободна. Свободна! И никому не позволит эту свободу у себя отнять.
— Эй, ты в порядке?
Она подняла затуманенные глаза на Сашку, пару раз мигнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
— В полном. — Собственный голос показался ей карканьем, в котором неожиданно прорезались сардонические нотки. Хотя, как ни странно, Виктория не намного отклонилась от истины. Она уже много лет не была настолько «в порядке».
И, самое отвратительное, знала об этом лучше, чем кто бы то ни было ещё.
— Хорошо, — миролюбиво кивнул рыжий дипломат. — Тогда давай посмотрим, что там у нас с обувью.
Мальчишка выудил откуда-то из-под кушетки пару лёгких сандалий и, прежде чем Виктория сообразила, что происходит, опустился на одно колено. Вот такого бывшая наркоманка и бродяжка ожидать точно не могла. Столкнувшись с совершенно новой для себя ситуацией, девушка изумлённо застыла, а тринадцатилетний кавалер умело поймал её лодыжку и стал осторожно надевать обувь. Виктория попыталась дёрнуться, но пальцы у пацанёнка оказались неожиданно сильными.
— Подожди, тут нужно ремешки отрегулировать, — рассеянно буркнул Сашка и продолжил свои странные манипуляции.
Что правда, то правда, в ремешках Виктория бы одна ни за что не разобралась. Обувь была чудная, совершенно незнакомая. Что-то вроде тонкой и гибкой подошвы, от которой отходило несколько плоских верёвочек. Верёвочки следовало как-то хитро перекрутить, соединить и затянуть по своему размеру, после чего обувь можно было свободно сбрасывать и надевать, не опасаясь, что та натрёт ноги. Виктория со всевозрастающим интересом наблюдала за процессом.
— А ты неплохо с этим справляешься, — вообще-то, она имела в виду сложно переплетённые ремешки, но Сашка понял по-своему.
— Между Ириной и Natalie кто угодно научится быть джентльменом. Или умрёт, пытаясь. — Застегнув последний замочек, он поднялся и протянул ей руку. Виктория, сама не отдавая себе в том отчёта, каким-то знакомым и привычным жестом опустила свою ладонь в мальчишескую и легко вскочила на ноги. Сандалии, или что там это было, не ощущались совершенно. Будто босиком идёшь. Может, мокасины?
Избранная сделала глубокий вздох, попыталась неумело расправить плечи, вцепилась в руку своего сопровождающего. И шагнула из-за ширмы навстречу своей судьбе.
Глава 6
Леек отвернулся от обрыва, на котором торчал уже добрых три часа, пытаясь привести в порядок растрёпанные чувства, и с иронией посмотрел на стоящего за спиной старого (не путать с хилым!) мужчину. Тао ответил непроницаемым взором, в котором, однако, читалось неодобрение.
— Ну, — чуть насмешливо протянул Посланник, — давайте. Высказывайте.
Тигр Песков даже не моргнул. Но неодобрения под непроницаемостью заметно прибавилось.
— Остаётся лишь надеяться, что вы знаете, что делаете, главнокомандующий.
— Надежда хорошее чувство, — вежливо согласился Леек. — Умирает последним. Как раз вслед за тем, кто надеется.
Теперь Тао позволил себе нахмуриться. Чуть-чуть.
Леек слышал, что некоторые люди, завидев нахмуренные брови этого человека, почитали за лучшее немедленно скончаться от разрыва сердца. И не то чтобы он совсем их не понимал...
Есть хорошее правило — никому ничего не объяснять. Только вот почему-то это правило чаще нарушается, чем соблюдается.
— Да, воин Раджанин. Я по уши влюблён в юную махараджани. Нет, воин Раджанин, это никак не повлияет на моё поведение по отношению к ней. Моя любовь — моя проблема, и с ней я справлюсь сам. Вы можете по этому поводу не волноваться.
Тао смотрел всё так же непроницаемо.
— Забавно. — Спокойный, можно даже сказать, безмятежный голос. И руки держит на виду, подальше от оружия... Как будто Леек не знает, что стоит Тигру Песков чуть напрячь запястья, и в ладони выскользнут из пружинных ножен кинжалы: метательный для левой руки и дуэльный для правой. Или, вздумай Тигр Пустыни убить его, Леека, оружие тут излишне. Если не справится голыми руками, то оружие не поможет... — Признаюсь, именно от вас я не ожидал подобной... покладистости, адмирал.
Леек фыркнул и вновь отвернулся к окну, демонстративно подставляя под удар незащищённую спину.
— Она — изумрудная махараджани, носительница самой чистой крови на Данаи. Я — безродный. Этим всё сказано.
— До сих пор вы демонстрировали удивительное безразличие к подобным социальным тонкостям, — мягко напомнил Тао. Довольно вежливый способ заметить, что Леек поставил всю кастовую структуру на уши, да ещё подёргал сверху за пятки, чтобы столпам общества и опорам морали не было скучно.
Леек мысленно закатил глаза. Но, с другой стороны, Тао был для Эсэры отцом во всём, кроме крови. Старый воин имел все основания волноваться по поводу безродного наёмника, потихоньку бросавшего на его обожаемое дитя жаркие взгляды.
— Несмотря на... сложившееся у окружающих впечатление, я вполне отдаю себе отчёт в том, что функционирование социальной структуры Данаи имеет... определённые «тонкости». А также в том, что существуют пределы, в которых эту структуру можно изгибать и растягивать. Брак безродного смеска с властительницей мира в эти пределы не входит.
— Брак??? — Судя по всему, подобная наглость просто не помещалась у Раджанина из Раджанинов в голове. Леек поспешил повернуться к нему лицом, пока тот и в самом деле не всадил ему под лопатку один из кинжалов.
— Вы же не думаете, что Данаи Эсэра может стать чем-то меньшим, чем законной женой?
Высказанная под таким углом, мысль уже не казалась настолько абсурдной, но... Брак??? Махараджани и... этого? Взгляд Воина Заката несколько остекленел, в правой руке появился-таки кинжал.
Леек криво улыбнулся, прикидывая, как выйти из положения. Не объяснять же, что Посланникам любовь строго противопоказана...
Раджанин Тао, помимо воинского искусства и абсолютной преданности, был ещё знаменит своим пристрастием к философии. Пойти не от простого перечисления политических последствий, а через пространные рассуждения? Пожалуй, на этом можно сыграть... или, по крайней мере, отвлечь обеспокоенного родителя, защищающего несравненное дитятко, и не дать ему сгоряча прибить своего лучшего союзника. А может, жутко оскорбиться и заявить, что у него тоже есть представления о чести? Не-е... Не то чтобы Раджанин из Раджанинов не поверил в то, что у безродного может быть честь. Скорее старый тигр не поверит, что честь имеется у одного конкретного Леека. За прошедшие шесть лет они неплохо друг друга узнали. Значит, философия. В некотором роде.