Он закурил и глубоко затянулся.
Страшнее всего было то, что в следующий раз он может на
самом деле увидеть полицейского. Или Арделию. Или слово, императора
Пеллуцидара. Ведь после такой галлюцинации – а Сэм ничуть не сомневался, что
первое посещение библиотеки и знакомство с Арделией Лорц было самой настоящей
галлюцинацией, – ему могло привидеться все что угодно. Стоит только представить
себе несуществующие слуховые окна и кусты, как уже все становится возможным.
Что же делать, когда собственный мозг взбунтовался? Как обуздать его?
Сэм спустился на кухню, по пути везде включая свет и с
трудом подавляя желание обернуться и посмотреть, не крадется ли за ним кто.
Полицейский с бляхой, например. Сэм понимал, что ему нужно снотворное, но за
неимением даже самых обычных успокоительных порошков или таблеток, которые
продают без рецепта, – придется обойтись чем-то иным. Он плеснул молока в
кастрюльку, подогрел, перелил в кофейную чашку и добавил бренди. Эту процедуру
он как-то раз подсмотрел в кино. Попробовав варево, Сэм скривился и хотел было
вылить отвратительное пойло в раковину, когда взгляд его упал на электронные
часы в панели микроволновой печи. Без четверти час. До рассвета далеко. Долго
ему еще представлять, как крадутся по ступенькам его лестницы Библиотечный
полицейский и Арделия Лорц – с длинными ножами в зубах.
«Или стрелами, – подумал он. – Длинными черными стрелами.
Арделия и Библиотечный полицейский с длинными черными стрелами в зубах. Как вам
такая галлюцинация, друзья-приятели?»
Стрелы?
Почему стрелы?
Сэму не хотелось об этом думать. Он уже устал от мыслей,
которые вдруг выпархивали из безобидной тени, жаля его, словно шершни.
Я не хочу об этом думать! Не хочу и не буду!
Допив молоко с бренди, он поднялся в спальню и лег в
постель.
4
Выключать ночник Сэм на этот раз не стал и почувствовал себя
увереннее. Даже показалось, что он сумеет уснуть еще до того, как Вселенная
погибнет от теплового кризиса. Натянув на подбородок шерстяное кашне, он сплел
пальцы на затылке и уставился в потолок.
Но ведь ЧТО-ТО из всего этого должно было случиться и на
самом деле, подумал он. Не может же ВСЕ быть галлюцинацией… Если, конечно, у
меня и сейчас не бред и я не брошен в психушку, затянутый в смирительную
рубашку, и лишь представляю, что лежу в собственной постели.
Нет, речь свою он в клубе произнес – это точно. Да и шутками
из «Помощника оратора» воспользовался. И стихотворение Спенсера Майкла Фри из
«Любимых стихов американцев» вставил в текст. Ни той, ни другой книги у него
дома никогда не было, значит, он действительно взял их в библиотеке. Да и Наоми
знала Арделию Лорц – по крайней мере имя это произвело на нее впечатление. Но
особенно – на ее мать! Бррр! Как будто он ей шутиху под кресло-качалку
подложил.
«Нужно поспрашивать вокруг, – подумал он. – Если миссис
Хиггинс знакомо это имя, то и другие могут его знать. Не подростки какие-нибудь
из Чейплтонского колледжа, а люди, которые прожили в Джанкшен-Сити уже много
лет. Фрэнк Стивенс, скажем. Или Грязнуля Дейв».
Сэм наконец забылся. Невидимую грань между бодрствованием и
сном он переступил, сам того не заметив; полет его мыслей не только не
оборвался, но принял самые причудливые и невероятные формы. Которые, в свою
очередь, постепенно сложились в сон. А сон превратился в кошмар. Он снова
очутился на Ангол-стрит в компании трех пьянчуг, которые сидели на крыльце и,
пыхтя от усердия, трудились над рисунками. Сэм спросил Грязнулю Дейва, чем тот
занимается.
– Так, просто время убиваю, – ответил Дейв и почти робко показал
свой плакат Сэму.
Сэм сразу узнал Растяпу Саймона. Мальчишка был распят над
разведенным костром. В одной руке он сжимал кроваво-красный корень солодки,
плавившийся от жара. Одежда Саймона уже полыхала, но он был еще жив. Лицо
исказилось в безумном крике. Под вселяющим леденящий ужас изображением была
подпись:
ДЕТСКИЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ УЖИН
В КУСТАХ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ
В ФОНД ПОДДЕРЖКИ
БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИИ
С ПОЛУНОЧИ ДО ДВУХ ЧАСОВ НОЧИ
ПРИХОДИТЕ САМИ
И ПРИВОДИТЕ СВОИХ ДРУЗЕЙ
НА НАСТОЯЩУЮ ЖВАЧКУ-ЖРАЧКУ
– Боже мой, Дейв, что это за ужас! – воскликнул во сне Сэм.
– Ничего ужасного здесь нет, – возразил Грязнуля Дейв. –
Детишки зовут этого малого Растяпой Саймоном. Они просто обожают им лакомиться.
На мой взгляд, такая пища им очень полезна. Разве не так?
– Взгляните-ка! – выкрикнул Рудольф. – Наша Сара идет!
Сэм поднял голову и увидел Наоми, которая приближалась по
пустырю к Ангол-стрит со стороны утиля. Она шла очень медленно, толкая перед
собой тележку, битком набитую десятками экземпляров «Помощника оратора» и
«Любимых стихов американцев». Солнце за ее спиной садилось – красная
огнедышащая печь, – а длинный пассажирский состав громыхал по рельсам, исчезая
в пустоши запада Айовы. В нем было вагонов тридцать, причем все были выкрашены
в черный цвет. Из окон свешивались, развеваясь на ветру, траурные полотна. Сэм
понял, что это поезд-катафалк.
Повернувшись к Грязнуле Дейву, он сказал:
– Это вовсе не Сара. Ее зовут Наоми. Наоми Хиггинс из
Провербии.
– Ничего подобного, – возразил Грязнуля Дейв. – Это сама
Смерть идет, мистер Пиблс. Смерть ведь тоже женщина.
И вдруг заголосил Льюки. Он визжал, словно свинья в
человеческом облике.
– Уи-ии, она конфетки несет! Уи-ии, она конфетки несет!
Теперь никакая сука их у меня не возьмет!
Сэм оглянулся, чтобы посмотреть, кого имеет в виду Льюки.
Женщина приблизилась, но это была уже не Наоми. Арделия! Одетая в белесую
полушинель. Но в тележке были вовсе не конфеты, как считал Льюки, а корневища
солодки, туго переплетенные между собой. На глазах у Сэма Арделия схватила
пригоршню корней и принялась жевать. Зубы у нее были длинные и какие-то
обесцвеченные. Острые и могучие, как клыки вампира. Арделия ощерилась, и изо
рта ее брызнула яркая кровь, заляпав розоватым облачком горизонт с заходящим солнцем.
Ручейки крови стекали по ее подбородку, обгрызенные корешки падали на землю,
обагряя ее кровавым соком.
Арделия воздела руки, которые вдруг превратились в когтистые
лапы.
– Вы пот-тер-ряли КНИГ-ГИ! – истошно завопила она и
набросилась на Сэма.
5
Сэм очнулся и подскочил, не смея вздохнуть. Он лежал в самом
изножье кровати, сбив в кучу всю постель, мокрую от пота. Из-под приспущенных
жалюзи пробивался серый призрачный свет. Часы на столике показывали 5.53.