Где властвует любовь - читать онлайн книгу. Автор: Джулия Куин cтр.№ 47

Боже правый, неужели этот огонь, сжигающий его внутренности… ревность?

– Колин, – снова сказала Пенелопа и накрыла ладонью его руку, пытаясь остановить его. Не силой, разумеется, она никогда бы не справилась с ним, а самим жестом.

Но Колин не мог остановиться. Он чувствовал, что скорее умрет, чем отдаст ей это письмо нераспечатанным.

Он надорвал конверт и вытащил свернутый листок.

Пенелопа издала приглушенный возглас и выбежала из церкви.

Колин пробежал глазами текст.

И рухнул на скамью, бледный и потрясенный.

– О Боже! – прошептал он. – Боже.

К тому времени, когда Пенелопа добралась до наружных ступеней церкви Святой Бригитты, она была в истерике. Во всяком случае, в состоянии, очень близком к истерике. Горло ее горело, дыхание прерывалось, глаза обжигали слезы, а сердце…

Сердце, казалось, готово было выскочить из груди, если такое вообще возможно.

Как он мог так поступить? Едва ли он оказался здесь случайно. Наверняка следил за ней. Но зачем? Чего он надеялся этим добиться? С какой стати…

Пенелопа вдруг выпрямилась и лихорадочно огляделась.

– О Господи! – громко простонала она, не заботясь, что ее могут услышать. Наемный экипаж исчез, хотя она велела кучеру подождать, предупредив, что вернется через минуту.

И виноват в этом не кто иной, как Колин. Если бы он не задержал её, экипаж бы не уехал и она не застряла бы на крыльце церкви Святой Бригитты посередине лондонского Сити – так далеко от ее дома в Мейфэре, что с таким же успехом она могла бы находиться во Франции. Прохожие глазели на нее, и в любую минуту она могла подвергнуться нападению. Чего еще ожидать благородной девице, оказавшейся одной в Сити, не говоря уж о том, что она явно пребывает на грани нервного срыва?

Ну почему, почему она была настолько глупа, чтобы считать его совершенством? Она провела полжизни, обожая человека, которого даже не было в природе. Потому что Колин, которого она знала – вернее, полагала, что знает, – никогда не существовал. И она совсем не уверена, что ей нравится тот, кем он оказался на самом деле. Мужчина, которого она так преданно любила все эти годы, никогда бы не поступил подобным образом. Он не стал бы выслеживать ее… Ну, может, и стал бы, но лишь для того, чтобы убедиться в ее безопасности. Однако он никогда бы не набросился на нее с такой злобой и уж точно не стал бы читать чужую корреспонденцию.

Правда, она прочитала две странички из его дневника, но они же не были в запечатанном конверте!

Пенелопа опустилась на ступеньки церкви, ощущая прохладный камень сквозь ткань платья. Пожалуй, ей ничего не остается, кроме как сидеть здесь, дожидаясь Колина. Надо быть полной дурой, чтобы добираться до дома пешком, да еще в одиночестве. Конечно, можно попытаться нанять экипаж на Флит-стрит, но что, если они все заняты? И потом, какой смысл убегать от Колина? Он знает, где она живет, и ей не удастся избежать встречи с ним, если только она не сбежит на Оркнейские острова.

Она вздохнула. Пожалуй, Колин отыщет ее и там, учитывая, что он бывалый путешественник. К тому же ей вовсе не хочется на эти самые острова.

Пенелопа всхлипнула. Похоже, ей начинает отказывать здравый смысл. Иначе откуда эти навязчивые мысли об Оркнейских островах?

Ее печальные размышления прервал голос Колина, резкий и холодный.

– Вставай, – уронил он.

Пенелопа подчинилась. Не потому, что это прозвучало как приказ, и не потому, что она боялась Колина (так она себе, во всяком случае, сказала). Просто она не могла до бесконечности сидеть на ступенях церкви Святой Бригитты, и, хотя она предпочла бы не видеть Колина ближайшие шесть месяцев, у нее не было другого безопасного способа попасть домой.

Колин дернул головой в сторону своей кареты.

– Садись.

Пенелопа забралась внутрь и услышала, как Колин назвал кучеру ее адрес и велел ехать «окружным путем».

О Боже!

Они проехали в молчании добрых тридцать секунд, прежде чем он сунул ей листок бумаги, который был вложен в конверт, оставленный ею в церкви.

– Полагаю, это твое, – сказал он.

Пенелопа судорожно сглотнула, уставившись на строчки, которые помнила наизусть. Она столько раз писала и переписывала их прошлой ночью, что сомневалась, что они когда-нибудь сотрутся из ее памяти.

Нет ничего, что я презирала бы больше, чем привычку джентльменов снисходительно похлопывать дам по руке, приговаривая: «Женщина всегда вправе передумать». И поскольку я убеждена, что слова не должны расходиться с делом, я всегда старалась быть последовательной и честной в своих решениях и поступках.

Вот почему, любезный читатель, я нисколько не лукавила, когда писала о завершении своей деятельности 19 апреля. Однако в силу событий, от меня не зависящих (и вопреки моему желанию), я вынуждена взяться за перо еще один, последний раз.

Леди и джентльмены, позвольте заверить вас, что автор этих строк не леди Крессида Тумбли, Она не более чем ловкая самозванка, и мое сердце разобьется, если подобная особа присвоит себе мои многолетние труды.

«Светские новости от леди Уистлдаун», 21 апреля 1824 года

Пенелопа медленно сложила листок, пытаясь овладеть собой и собраться с мыслями. Что, скажите на милость, полагается говорить в подобных ситуациях? Она попыталась улыбнуться и, стараясь не встречаться с ним взглядом, произнесла неуверенным голосом:

– Ты догадывался?

Колин молчал, и Пенелопе пришлось взглянуть на него, о чем она тут же пожалела. Он был совершенно не похож на себя. Беззаботная улыбка, неизменно игравшая на губах Колина, веселые искорки, всегда мерцавшие в его зеленых глазах, – все это исчезло.

Мужчина, которого она знала, которого так долго любила, превратился в незнакомца.

– Видимо, это надо понимать как «нет», – тихо произнесла она.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – поинтересовался Колин. Его голос прозвучал неожиданно громко на фоне ритмичного постукивания лошадиных копыт.

Пенелопа открыла рот, чтобы сказать «нет», но одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять, что от нее не ждут ответа.

– Пытаюсь решить, что именно меня больше всего бесит в тебе, – продолжил он. – Поскольку таких вещей много – я бы даже сказал, очень много, – мне чрезвычайно трудно сосредоточиться на одной.

Пенелопа чуть было не предложила начать с главного – с ее обмана, но по здравом размышлении решила, что сейчас как раз тот случай, когда лучше попридержать язык.

– Прежде всего, – сказал Колин, неправдоподобно ровным тоном, наводившим на мысль, что он прилагает титанические усилия, чтобы сдержать гнев (что само по себе внушало тревогу, поскольку Пенелопа никогда не думала, что он обладает таким темпераментом), – я не могу поверить, что ты настолько глупа, чтобы отправиться в Сити в одиночку. Да еще в наемном экипаже!