Наследство рода Болейн - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 103

— Благодарю его величество за братскую заботу. — Я тщательно подбираю слова. — И остаюсь его самой верноподданной сестрой.

— Прекрасно. Мы можем ехать. Совет захочет узнать, что вы очищены от подозрений.

— Уезжаете?

Догадываюсь, что меня захотят поймать на чем-нибудь как раз в минуту облегчения. Они не понимают, как глубоко засел во мне страх. Я никогда не смогу отпраздновать мое спасение, потому что никогда в него не поверю.

Как во сне, встаю с кресла, иду вместе с ними к дверям, спускаюсь по парадной лестнице. У входа сэра Томаса ждет свита, реет королевское знамя.

— Надеюсь, его величество в добром здравии?

— Сердце его разбито, — откровенно говорит сэр Томас. — Дела плохи, по-настоящему плохи. Нога болит ужасно, и поведение Екатерины Говард причинило ему немалое горе. Весь двор в трауре, словно она действительно умерла.

— Ее освободят?

— А вы как думаете? — смотрит настороженно.

Качаю головой. Не такая я дура — говорить, что думаю, особенно сейчас, когда сама под подозрением.

По правде говоря, уже много месяцев я думаю, что Генрих выжил из ума. Он может освободить Китти, даже снова взять ее в жены или объявить сестрой, а может и голову отрубить — смотря по настроению. Может предложить мне брак, а может казнить за измену. Похоже, никто, кроме меня, не понимает — он просто чудовищный безумец.

— Все решает король, — говорит сэр Томас в согласии с моими невысказанными мыслями. — Его ведет сам Бог.

Тауэр, февраль 1542 года

Хихикаю, скачу на одной ножке, выглядываю в окно и болтаю с чайками. Никакого суда, никаких допросов, ни малейшей возможности очистить свое имя от подозрений, значит, нет смысла оставаться в здравом уме. Публичный процесс против этой дурочки, Екатерины, начать не осмелились, а может, она сама отказалась. Не знаю и знать не желаю. Знаю только то, что мне рассказывают. Со мной разговаривают нарочито громко, будто я глухая старуха. Я не глухая, я сумасшедшая. Сказали, что парламент осудил Екатерину и меня за государственную измену и заговор против короля. Нас признали виновными без суда, без судьи, без присяжных и защитника. Таково правосудие короля Генриха. Я смотрю в одну точку и глупо хихикаю, пою дурацкие песенки и спрашиваю, когда мы наконец отправимся на охоту. Теперь уже недолго. Через пару дней Екатерину привезут из Сионского аббатства и обезглавят.

Прислали ко мне личного доктора короля, доктора Бата. Приходит каждый день, садится в кресло и наблюдает за мной из-под густых бровей, будто я зверь какой. Он должен решить, сумасшедшая я или нет. Мне становится смешно, и я хохочу уже без всякого притворства.

Если бы этот доктор и впрямь умел различать, кто сумасшедший, а кто нет, он давным-давно, еще шесть лет тому назад, до казни моего мужа, запер бы короля подальше от людей. Я делаю реверанс, танцую вокруг доктора, хихикаю, когда он спрашивает, как меня зовут и из какой я семьи. Он глядит на меня с жалостью, значит, я его убедила. Конечно же, он доложит королю, что я совсем спятила, и им придется меня выпустить.

Слушайте! Слушайте! Стук топоров и визжание пил. Выглядываю в окно, в полном восторге хлопаю в ладоши, словно нет большей радости, чем видеть, как строят эшафот, на котором казнят Екатерину. Ей отрубят голову прямо под моим окном. Если хватит решимости, смогу все, от начала до конца, увидеть. Из моего окна хорошо видно. А когда с ней покончат, меня, наверно, отошлют домой, к родным в Бликлинг, я там затаюсь и постепенно войду обратно в разум. Торопиться не буду, пусть все обо мне позабудут. Потанцую маленько, попою песенки, поразговариваю с облаками, а когда на трон сядет новый король, король Эдуард, и старые сплетни улягутся, смогу вернуться ко двору, чтобы верой и правдой служить новой королеве.

Какая-то доска с громким стуком падает, уронившего ее парнишку ругают за небрежность. Положу подушку на подоконник, устроюсь поудобнее и буду смотреть весь день. Они отмеряют доски, пилят, строгают — придворный театр, да и только. Зачем столько времени строить сцену, к чему все эти хлопоты — представление-то продлится всего пару минут. Приносят обед, я снова хлопаю в ладоши, тыкаю пальцем в окно. Тюремщик качает головой, ставит тарелку на стол и тихонько выходит.

Сионское аббатство, февраль 1542 года

Обычное утро, ничем от других не отличается, тихо, скучно, нечем заняться, ни развлечений, ни компании хорошей, ни забав никаких. Я просто умираю со скуки в полном одиночестве, даже звук шагов на дорожке под окном приводит меня в полный восторг. Хоть что-нибудь бы новенькое — мне уже совершенно все равно. Как любопытное дитя, бегу к высокому окну, выглядываю — через сад от реки вышагивает королевский эскорт. Прибыли на барке, над которой развевается штандарт герцога, моего дядюшки. Слуги одеты в цвета дома Говардов, а вот и он сам, впереди всех, горделиво оглядывает все вокруг и, как всегда, чем-то недоволен. А за ним толпится десяток членов Тайного совета.

Наконец-то! Наконец-то! Я так счастлива, что при виде их просто разрыдаться готова. Дядюшка ко мне вернулся! Он научит, что делать. Теперь меня отсюда выпустят. Я снова буду на свободе. Пусть бы он меня забрал в одно из своих поместий, развлечений там тоже не слишком много, но все лучше, чем тут. А вдруг меня ушлют во Францию? Там, конечно, чудесно, только я совсем не говорю по-французски, разве что voilà! сказать умею. Но они наверняка все знают английский. А не знают, так научатся.

Старший слуга приоткрывает дверь, в глазах почему-то слезы.

— Мадам, — начинает он, — за вами пришли.

— Знаю! — Я не скрываю своего восторга. — Вам не надо паковать мои платья, незачем. Я накуплю новых. Куда меня отправляют?

Дверь распахивается, на пороге стоит дядюшка собственной персоной, глядит, как ему положено, сурово, значит, настала торжественная минута.

— Ваша милость, — здороваюсь я, а сама только что ему не подмигиваю.

Значит, все в порядке, не так ли, дядюшка? Мы опять вместе. Он такой суровый, и я, как обычно, жду приказаний. У него, наверно, уже план готов — месяца не пройдет, как меня простят и посадят обратно в королевы. Я-то думала, дядюшка меня покинул, бросил в трудную минуту, а он тут, и если он рядом — все будет хорошо. Я вглядываюсь в дядюшкино лицо, но реверанс сделать не забываю. До чего же он серьезный, надо и мне перестать улыбаться. Опускаю глаза, мне удивительно хорошо удается покаянная поза. Я и так уже бледненькая от вечного сидения взаперти, остается только опустить глазки долу и губки надуть — этакое невинное создание.

— Ваша милость, — повторяю я тихим, унылым голосом.

— Я прибыл сообщить вам приговор, — объявляет он.

Я жду.

— После совещания королевский парламент принял в отношении вас Акт о государственной измене и лишении прав состояния.