Алая королева - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 66

Впервые я прибыла с ним ко двору, когда он решил представить меня правящей чете как свою жену. Поразительно, но я нервничала куда сильнее, чем много лет назад, когда еще девочкой встречалась с настоящим монархом. Однако именно королева Елизавета, считавшаяся женой узурпатора Йорка, а на самом деле всего лишь вдова поместного дворянина, всегда доминировала в моей жизни. Ее состояние неуклонно и весьма существенно увеличивалось, в то время как мне с трудом удалось сохранить свое законное наследство. Мы с ней как бы оказались по разные стороны колеса Фортуны: она постоянно поднималась вверх, а я опускалась все ниже и ниже. Она словно накрыла меня своей тенью. Елизавета жила в роскошных дворцах, которые должны были служить домом мне; носила корону, которая по закону должна была быть моей; украшала себя мехом горностая по той лишь причине, что была красива и соблазнительна, тогда как эти королевские меха по праву рождения следовало бы носить мне. Она была на шесть лет меня старше, но всегда и во всем меня опережала. Она нарочно вышла на обочину дороги, зная, что мимо будет проезжать Эдуард Йорк, и стоило ему увидеть ее, как он влюбился и в тот же год женился на ней, сделав ее королевой. И тогда же я была вынуждена отдать своего сына новому опекуну, моему врагу, и жить с мужем, который не мог стать настоящим отцом моему сыну и так и не сразился за моего короля. Она носила роскошные головные уборы, год от года становившиеся все выше, с которых ниспадали тончайшие кружевные вуали, и заказывала платья, отделанные мехом горностая; она слушала песни, в которых прославлялась ее красота, награждала победителей турниров и каждый год рожала по ребенку. А я часами молилась на коленях в своей часовне и просила Господа об одной лишь милости: чтобы мой сын, отданный на воспитание в дом моего врага, сам не стал моим врагом. А еще я молила Бога не позволить моему мужу сэру Генри при всей его природной трусости превратиться в перебежчика. А Пресвятую Деву Марию я просила дать мне ту силу, какой обладала Жанна д'Арк, чтобы я всегда была верна своей семье, своему Богу и самой себе. Все те годы, пока мой сын Генри воспитывался в семье Хербертов, я чувствовала себя неспособной что-либо изменить, мне оставалось лишь быть доброй женой Стаффорду. А она, эта женщина, постоянно устраивала выгодные браки для своих родственников, плела интриги против соперников и оказывала на своего мужа-короля все большее влияние, сбивая всю Англию с толку.

Даже в те дни, когда она, казалось, пала совсем низко, когда ей вместе с детьми пришлось укрыться в убежище, а моему королю удалось вернуться на трон, она вновь ухитрилась поймать свою славу за хвост. Мы с мужем тогда приплыли на барке в королевский дворец, находившийся ниже по реке, и король Генрих признал моего мальчика как графа Ричмонда. Но вскоре стало известно, что Елизавета в своей темной норе опять родила, на этот раз сына, долгожданного наследника, принца Эдуарда, которого нам отныне следовало называть принцем Уэльским, и тем самым подарила Йоркам надежду.

Всегда и во всем, даже в моменты своего, казалось бы, очевидного поражения, Елизавета умудрялась одерживать надо мной победу! Почти двадцать лет мне пришлось молиться о том, чтобы и она познала истинное унижение и истинные страдания, как познала их Пресвятая Богородица, но я так и не смогла убедиться, что выпавшие на ее долю трудности хоть как-то ее исправили.

И вот теперь она стояла передо мной, та, кого считали самой красивой женщиной Англии. Благодаря своей привлекательности она завоевала трон, управляла обожающим ее мужем и вызывала всеобщий восторг. Я смущенно потупилась, как бы в немом восхищении, но лишь одному Господу было известно: никакого восхищения я не испытывала и твердо знала, что мною эта особа никогда командовать не будет!

— Приветствую вас, леди Стэнли, — любезно произнесла она.

— Ах, ваша милость! — воскликнула я, склонившись в низком реверансе; я с таким трудом заставила себя раздвинуть губы в улыбке, что даже мышцам лица стало больно.

— Добро пожаловать к нам во дворец, — продолжала королева. — Здесь вам будут рады не меньше, чем вашему супругу, а он большой наш друг.

Все это время серые глаза Елизаветы внимательно изучали мое богатое платье, мой простой головной убор, напоминавший апостольник, и мою скромную манеру держаться. Она пыталась по моей внешности что-то во мне понять, и я, стоя перед ней, была вынуждена тщательнейшим образом скрывать свою вполне справедливую ненависть к ней, такой красивой и занимающей столь высокое положение. Я старалась выглядеть любезной и милой, однако в глубине моей гордой души кипели ревность и злоба.

— Мой супруг всегда рад служить своему королю и своей королеве. — Я судорожно сглотнула, смачивая пересохшее горло. — Как и я, разумеется.

Она наклонилась ко мне, словно желая получше расслышать, и мне вдруг стало ясно: ей действительно хочется верить, что и я переметнулась на сторону Йорков, что и я готова преданно их поддерживать. Она явно стремилась подружиться со мной, все же немного опасаясь и понимая, что ей никогда не удастся до конца насладиться покоем, пока она не обретет друзей в каждой семье английских аристократов, пока не сможет с уверенностью сказать, что эти знатные дома больше не поднимутся против нее. Елизавета отлично знала: если она приложит усилия и я полюблю ее, то дом Ланкастеров утратит одну из своих главных предводительниц и свою прямую наследницу. Должно быть, долгое пребывание в убежище разбило ей сердце, да и разум ее отчасти помутился из-за того, что она постоянно испытывала страх за мужа, которому пришлось спасаться бегством, когда мой король вновь воцарился на троне. Она, видимо, была настолько всем этим напугана, что страстно мечтала о любой дружеской поддержке — и особенно моей.

— Мне будет очень приятно отныне считать вас своей придворной дамой и подругой, — промолвила Елизавета, милостиво улыбаясь. — И я буду рада, если вы согласитесь занять место одной из моих фрейлин.

Глядя на нее, любой бы подумал: эта женщина рождена быть королевой, а не жалкой вдовой без гроша в кармане; она была столь же очаровательно легка в общении, что и Маргарита Анжуйская, но излучала куда больше обаяния. А я вновь представила, как она, молодая вдова, стоит на обочине дороги и ждет, когда мимо проедет юный король-сластолюбец, и мне на мгновение стало тревожно: что, если я не сумею скрыть своего презрения и она прочтет его на моем лице?

— Я очень благодарна вам, ваша милость, — ответила я, опустив голову, затем снова присела перед королевой в низком реверансе и поспешила убраться с ее глаз долой.

Ах, до чего же тогда было непривычно улыбаться и кланяться ей, моей главной сопернице, и при этом стараться, чтобы она даже по моим глазам не заметила, как я презираю ее! Но теперь, после десяти лет служения Йоркам, я научилась отлично скрывать эмоции; никто и не догадывался, что я умоляю Бога не забывать обо мне, пребывающей в стане врагов. Теперь я казалась верной фрейлиной и подругой королевы; она действительно с каждым днем испытывала ко мне все большую симпатию и полагалась на меня, как полагаются на близкого человека. Я была в числе тех придворных дам, которые проводят с королевой большую часть дня, по вечерам обедают вместе с ней за дамским столом, а затем танцуют с придворными кавалерами, если во дворце танцы, и по окончании бала сопровождают королеву в ее роскошно убранные покои. Георг Кларенс продолжал плести интриги против собственного брата, и бедняжка Елизавета, чувствуя раскол в семействе мужа, прямо-таки льнула к нам, придворным дамам, и постоянно искала нашего общества. Я была рядом с ней и при иных, весьма неприятных для нее обстоятельствах. Тогда королеву обвинили в колдовстве, одна половина придворных почти открыто смеялась над ней, лишь для приличия прикрывая рот рукавом, а вторая половина испуганно крестилась, если на кого-то из них хотя бы падала ее тень. Я осталась с Елизаветой, когда Георг Кларенс отправился в Тауэр навстречу своей смерти; [37] я прямо-таки ощущала, что королевский двор содрогается от ужаса, видя, как дом Йорков трещит по швам. Я держала Елизавету за руку, когда ее известили о смерти Георга, и она, решив, что теперь избавлена от его враждебных происков, шепнула мне: «Слава богу, он умер», а у меня в голове мелькнуло: «Да, он умер, и титул, который он украл у моего сына, вновь свободен. Так может, попробовать убедить ее, что титул следует вернуть Генри Тюдору?»