Каменное сердце - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Патерсон, Джон Патерсон cтр.№ 10

К сожалению, старая леди умерла. Хозяином фермы стал противный парень, который вырвал все тюльпаны, выкинул их в реку и посадил на их месте репу. Феи так возмутились, что позаботились о том, чтобы все грядки, которые он засадил, не принесли урожая. Земля его была бесплодной, на ней ничего не росло. Горе-фермер так и не догадался посадить тюльпаны, а ведь это были единственные растения, которым феи позволили бы расти.

— Под конец мне остается только добавить, что мы, — он сказал «мы» потому, что сам участвовал в этих событиях, — до сих пор регулярно ухаживаем за ее могилой, чтобы почтить память старой леди. На ее могиле не растет ни одного сорняка. Ни один крот не роет там землю, трава всегда ухожена и аккуратна, и единственный цветок, которому позволено там цвести, — это белая фиалка. И это конец этой простой сказки.

На этом старый пикси поклонился и сел.

— Славная сказка, но, пожалуй, немного слишком грустная для нашего вечера, — сказал Король.

Ягабог, однако, очень высоко оценил историю. Он поблагодарил Ганса Христиана Андерсена на своем языке, выпил с ним вина и выразил надежду, что рассказ не слишком утомил его.

Следующее объявление Сника гости встретили с радостью, потому что он заявил, что первая часть программы подошла к концу и во время пятнадцатиминутного перерыва гостям предложат закуски и напитки.

После перерыва был танец 350 фей, которые появлялись группками по пятьдесят. На участницах первой группы были украшения с изумрудами, и они мерцали, словно утренний свет, пробивающийся сквозь березовую листву на опушке весной. На участницах второй группы были сапфиры, и они сияли, словно солнечный свет на глубокой синеве моря. Третья группа выбрала топазы, и они поблескивали, как мед в сотах. Четвертая — рубины, и они искрились, словно винно-красные водоросли, струящиеся в волнах прилива. Пятая — опалы, и их красота была подобна мельканию зимородка над рекой. На участницах шестой группы были украшения с сардониксами, и они скользили в мягком свете вечерней зари. На феях из седьмой группы были бриллианты, и они горели ослепительным блеском и холодным морозным огнем остановившихся звезд.

Танец вился, поворачивал, крутился, прыгал и скакал, опускался и снова взмывал, разбиваясь, сливаясь и снова распадаясь на новые фигуры, пока глаза Чарльза и Юнити не заболели от такого количества удивительных цветов. Танец продолжался целый час и сопровождался медленной ритмичной музыкой в исполнении десяти лягушек-басов, которые квакали в тон. Когда великолепный танец драгоценных камней подошел к концу, группки танцовщиц разделились и выстроились в форме букв, сложив слово

ЯГАБОГ.

Ягабог объявил, что за всю свою жизнь никогда не видел более совершенного танца и добавил, что припоминает всего около дюжины танцев, которые были сопоставимы с этим. Он поздравил танцевальные группы, учителя и учительницу танцев, художника, придумавшего костюмы, тех, кто сделал их, и вообще всех, кто был причастен к тому делу.

Затем случилось кое-что, что сначала показалось всем несчастным случаем, но в конечном итоге оказалось случаем самым что ни на есть счастливым. Несколько фей, мрачно покачивая головами, прошептали что-то на ухо Снику, после чего он поднялся и сделал следующее объявление:

— Ваши Величества, мистер Ягабог, леди, джентльмены и звери, наш следующий пункт программы, который должен был стать заключительным, не сможет, к моему великому сожалению, состояться. Знаменитый укротитель насекомых, фон Гумбольт, надеялся представить вашему вниманию свою труппу гусениц, но в связи с непредвиденным вмешательством природы все талантливые участники этой труппы в течение ночи превратились в хризалид, и пока они снова не примут форму гусениц, чего стоит ожидать только через значительный промежуток времени, он не сможет дать нам представление. Он очень сожалеет о вашем разочаровании, весьма естественном в сложившихся обстоятельствах, но, как он мудро заметил: «Ничего не поделаешь».

Весь зал огласился печальными возгласами, а некоторые из младших фей даже расплакались. Но затем Ягабог поманил Сника, и через пару мгновений тот снова обратился к собравшимся.

— Я счастлив сообщить вам, что сам мистер Ягабог великодушно согласился занять место гусениц и рассказать нам историю.

Эта прекрасная новость была встречена оглушительными аплодисментами. Ягабог пару раз задумчиво моргнул своими глазами цвета морской волны и приступил к рассказу.

— Если я сейчас скажу, что собираюсь рассказать вам «Истинную историю зайца и черепахи», — начал Ягабог, — я легко могу представить, что вы мне ответите. Вы ответите: «Мы ее уже слышали». Но нет, вы ее не слышали. Даже самые младшие из нас зачастую ошибаются, и поэтому я прощаю вас всех. Настоящая история довольно сильно отличается от той, которую вы знаете, и мораль ее тоже другая. Если на это вы ответите, что не хотите слушать историю с моралью, то я могу только просить у вас прощения: я довольно старомоден, и в дни моей молодости почти все истории были с моралью. Но вы сможете легко простить мне эту мораль после того, как услышите ее. Мораль моей истории ненавязчива и безвредна — она и мухи не обидит.

Итак, сначала я хочу попросить вас обратиться к теме точек. Бывают точки отсчета, точки весеннего равноденствия, точки с запятой и так далее. Но существует одна точка, которая гораздо важнее всех остальных и которая есть у всех нас. Это точка зрения. Именно эта точка — самая важная из всех, и каждый должен, во-первых, иметь свою собственную, а во-вторых, уважать чужую, потому что точка зрения — это очень деликатная вещь.

А теперь обратимся к истинной истории зайца и черепахи. Заяц был славным беззаботным малым, веселым и жизнерадостным. Он не кичился своими достоинствами и никогда не завидовал тем, чьи знания и способности превосходили его собственные. У него было хорошее чувство юмора, как и у всех скромных существ, и сам он радовался своим шуткам не меньше, чем окружающие. Кроме того, у него было доброе сердце, в котором всегда находилось место для любви к ближним. И больше всего он любил черепаху. Он всегда старался развеселить ее, превозносил ее красоту, восхищался формой ее панциря и так далее. Иногда он на время прекращал скакать, просто чтобы немного поболтать с черепахой, отполировать ее спинку или принести ей с дальних лугов какую-нибудь вкусненькую травку.

У черепахи же, как я должен с сожалением заметить, был не слишком приятный характер. Она была очень неправильно воспитана. Она не отличалась широтой взглядов, была завистливой и видела во всех одно плохое вместо хорошего. Она скрывала свои положительные качества, вместо этого выставляя напоказ глупые привычки и неприятные манеры. Одним из ее глубочайших заблуждений была вера в то, что она умеет бегать. Разумеется, именно в беге она была полный ноль. Если бы она сказала, что она чемпион по спанью, никто бы не усомнился в ее словах, потому что она умела сворачиваться внутри своего панциря и беспробудно спать целых шесть месяцев кряду. Это была весьма необычная способность, и у черепахи было полное право гордиться этим. Но, как и многие другие существа, которые пренебрегают своим истинным талантом и вместо этого пытаются добиться успеха в совершенно чуждой им области, черепаха ни во что не ставила свое умение спать; и напротив, ползая со скоростью около ярда в час, она упрямо утверждала, что ни лиса, ни заяц, ни антилопа, ни борзая собака не смогут сравниться с ней, если она всерьез возьмется за дело.