Великолепная Гилли Хопкинс - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Патерсон cтр.№ 23

— Мне вечно твердят об этом.

Гилли не хотела быть жестокой, но Троттер должна понять.

— Если он научится читать и защищать себя, с ним будет все в порядке.

— Ты уже во всем разобралась, детка, — с облегчением улыбнулась Троттер, — ну что ж, не буду мешать вам заниматься боксом. А только глядеть на это не хочу.

Заниматься боксом?, Эта женщина живет в другом веке. Гилли пошла к двери. Когда она проходила мимо громадной Троттер, та обняла ее и крепко поцеловала в лоб. Гилли непроизвольно подняла руку — хотела вытереть лоб, но при виде лица Троттер рука ее застыла в воздухе.

— Не пойму, чего это на меня нашло, — пробормотала Троттер, пытаясь обратить все в шутку, — я знаю, ты ненавидишь все эти поцелуи. Но иногда на меня находит, и я становлюсь сама не своя.

— В воскресной школе мисс Эпплгейт называет это дьявольским наваждением.

— Неужели? Дьявольским наваждением? — Троттер затряслась от хохота.

Гилли почувствовала, как под ее ногами задрожали доски.

— Дьявольское наваждение! Ну, Гилли, с тобой не соскучишься. А теперь беги, пока дьявол снова не попутал меня.

Она было замахнулась, чтобы шутливо шлепнуть Гилли, но рука ее повисла в воздухе — Гилли и след простыл.

За несколько дней до праздника Дня Благодарения мистер Рэндолф заболел гриппом. Сама по себе болезнь протекала не тяжело, но мистер Рэндолф был старый, а для стариков, как говорила Троттер, любая болезнь — несчастье.

Останавливаясь, чтобы Троттер могла перевести дух, они с Гилли снесли вниз с чердака раскладушку на колесиках и поставили ее в столовой; нежилая комната превратилась в больничную палату для мистера Рэндолфа.

Долго спорили, следует ли сообщать о болезни отца сыну, известному адвокату. Мистер Рэндолф был убежден, что, узнав об этом, сын немедленно явится и заберет его навсегда в Вирджинию. И хотя Троттер понимала, что такая чудовищная угроза существует, она считала, что по моральным обязательствам необходимо сообщать о болезни человека его ближайшим родственникам.

— Представляете, он приезжает, а вы больной, — больше уж он доверять вам не будет. И наверняка увезет вас отсюда.

Но мистер Рэндолф считал, что стоит рискнуть. Они сошлись на компромиссе — решили перевести мистера Рэндолфа в дом Троттер, чтобы он все время был на глазах.

— А что, если вы умрете здесь?

— Обещаю не умереть у вас в доме. Клянусь честью.

— Гилли, если он совсем раскиснет, мы мигом спровадим его обратно, а то этот знаменитый адвокат из Вирджинии еще подаст на меня в суд.

Мистер Рэндолф приподнялся на раскладушке.

— Если я умру в вашем доме, миссис Троттер, подайте на меня в суд. Берите себе все мое имущество, до последнего цента. — Он усмехнулся и опустился на раскладушку, с трудом переводя дух.

— Хм, «до последнего цента». После смерти вы и пенсии не получите. Лучше живите на здоровье, вот мой совет.

— Так оно и будет, но если за мной будут ухаживать две такие очаровательные леди, боюсь, у меня появится желание болеть очень долго.

— Придется рискнуть. Но если через неделю не подниметесь с постели, ни праздничного стола, ни индейки вам не видать.

Мистер Рэндолф торжественно поклялся, что ко Дню Благодарения он поправится. Ему действительно стало немного лучше, но к празднику свалились с гриппом и Троттер, и Уильям Эрнест.

Троттер старалась не сдаваться до последнего, но температура у нее была высокая, и так кружилась голова, что она не могла держаться на ногах. Несмотря на ее протесты, Гилли не пошла в школу ни во вторник, ни в среду — осталась дома ухаживать за больными.

Ко Дню Благодарения из-за бесконечной беготни по лестнице и от одной кровати к другой Гилли сбилась с ног.

Если б она заболела, никто бы не упрекнул ее, что она свалилась. Но она, конечно же, не заразилась ничем, только от постоянного недосыпания, бесконечных волнений и забот стала раздражительна. Она вызывала врача для мистера Рэндолфа, другого врача для Троттер и еще детского врача, но ей никто не мог помочь. Больным следовало оставаться в постели и принимать аспирин от высокой температуры.

Ножом для мяса Гилли разделила пополам таблетку аспирина для Уильяма Эрнеста; половина таблетки тут же закатилась под плиту, а другая, которую она с немалым трудом запихнула мальчику в рот, немедленно возвратилась назад вместе с супом, который она заставила его съесть перед этим. Снова давать ему аспирин она побоялась.

Троттер велела протереть мальчику лицо, руки и ноги мокрым полотенцем, чтобы немного снизить жар. Это вроде чуть помогло, но мальчику все равно было худо, к тому же, как она ни старалась, в комнате оставался прокисший запах супа, вытошненного Уильямом Эрнестом.

В доме царил жуткий беспорядок. Даже в гостиной и в кухне, куда не заходил никто, кроме Гилли, все было перевернуто вверх дном, как после бомбежки. Она была настолько измучена, что не могла убирать даже за собой.

Наступил четверг, а ей было не до праздника. Индейка, купленная Троттер, напрасно размораживалась на полке холодильника, и ничто больше не напоминало о празднике. Гилли сидела на кухне в джинсах, в старой застиранной майке и дожевывала свой поздний завтрак, бутерброд с колбасой; она и думать забыла, что скоро вся страна будет отмечать за столом этот праздник.

Раздался звонок. Она вскочила. А вдруг этот адвокат, сын мистера Рэндолфа, не поверил отцу, что тот не может приехать на праздник, и явился за ним? Потом она с раздражением подумала, не приперлась ли Агнес Стоукс разнюхать, почему Гилли не была в школе целых два дня.

Но за дверью стояла невысокая полная женщина, из-под фетровой черной шляпки выбивались седые волосы. На ней были черные перчатки и черное твидовое пальто, чуть длиннее, чем полагалось по моде. Под мышкой — поношенная сумка из крокодиловой кожи. Женщина, чуть ниже ее ростом, напряженно вглядывалась в лицо Гилли. Странно она смотрела. Гилли не могла понять, напугана она или просто голодная. Ей вдруг стало неловко. Откинув назад челку, она вспомнила, что советовала говорить Троттер, когда неожиданно появляется какой-нибудь незнакомый человек. Гилли выпалила обе фразы подряд:

— Спасибо, мы сегодня ничего не покупаем, и мы правоверные баптисты, — и попыталась захлопнуть дверь.

— Минутку, — сказала леди, — ты Галадриэль Хопкинс? — Гилли рывком снова распахнула дверь.

— Кто вы? — спросила она. Вопрос прозвучал так же нескладно, как если бы его задал Уильям Эрнест.

— Я.. — смущенно сказала незнакомая леди — я, кажется, твоя бабушка.

Наверно, скажи та, «я волшебница», Гилли удивилась бы не меньше.