– Чем, – поправила ее Эвелин.
– Чем как я, – «поправилась» Петра. – Точно. Он думает, что я где-то несимпатична. При этом у него у самого лысина и пузо. Итак, кто же из нас двоих несимпатичен, он или я?
– Даже сомневаться не приходится, – произнесла я.
Похоже, Петре посчастливилось услышать от своего мужа то же, что и мне от Штефана. С той лишь разницей, что у Штефана не было ни пуза, ни лысины.
– Да ясно же, – заметила Петра. – Поэтому я показываю ему везде и всегда, что могу получить каждого второго мужчину, если захочу.
– Ах вот оно что, – с пониманием произнесла я. – Да, а мне уже хочется плакать, – пожаловалась Эвелин. Петра снова хихикнула.
– И это было совсем нетрудно – увести у тебя твоего благоверного, – сказала она, обращаясь ко мне. – А я тебя еще и предостерегала.
– Предостерегала? Ты, меня?
– Ясное дело. Я говорила тебе, что если ты и дальше будешь бегать туда-сюда, как трубкозубка, то я ничего не смогу тебе гарантировать. Да, а ты так и продолжала бегать, как трубкозубка.
Она расхохоталась, и теперь уже ничто не могло остановить этот хохот. Петра уселась на прилавок и кудахтала и икала, словно индюшка. Глупая индюшка с детскими заколками в волосах. Ничего более отвратительного я в жизни не видела.
– Это уже слишком, – проговорила Эвелин и посмотрела на часы. – Все пошло слишком быстро.
– Мне уже давно не по себе, – сказала я. – И совсем не так хорошо.
Эвелин посмотрела на недоеденный коржик в моей руке.
– Сокровище мое, но в звездочках вообще ничего не было.
– А он был такой вялый в постели, – съязвила Петра и едва не свалилась с прилавка от смеха.
– Хотелось бы знать, что здесь такого смешного, – не сдержалась Эвелин. – Вы, бедняжка, никогда ничего подобного в жизни не имели.
– Лично я никогда, – сказала Петра и расхохоталась так, что из глаз брызнули слезы. – Абсолютный тюфяк, хи-хи, совсем не смешно, хи-хи. Не над чем смеяться, хи-хи-хи. Но ты можешь теперь спокойно говорить мне «ты».
– Ах нет, спасибо, – возразила Эвелин.
Мне стало в этот момент в самом деле жаль Петру.
– Уже половина двенадцатого, Петра. Ты не должна сегодня забирать детей?
– Детей! – Петра подпрыгивала от смеха на прилавке. – Забрать.
– О Боже! – испугалась я. – Что мы наделали? Она же не сможет вести машину!
– Не-е, – удовлетворенно сказала Эвелин.
– А бедные дети? Они теперь будут ждать маму перед детским садиком.
– Дети никогда не ждут перед садиком, а всегда на территории, под присмотром. И если никто не приходит их забрать, то воспитатели ставят в известность отцов. Или старших детей, – ухмыльнулась Эвелин.
– Эвелин, ты жестока, – возмутилась я.
– Не-е, – ответила Эвелин. – Я просто считаю, что наша кривоножка заслужила наказание.
– Но бедные дети…
– Ты хотела бы иметь такую мать?
– Родителей не выбирают, – проговорила я. – О Боже, Эвелин, мне и в самом деле ужасно плохо. Ты уверена, что в звездочках ничего не было?
– Абсолютно, – сказала Эвелин.
– Тогда это, должно быть, обезжиренное масло, которое я не переношу.
– Оливия, душа моя, не существует никакого обезжиренного масла.
Эти слова произвели на Петру такое впечатление, что от смеха у нее изо рта пошла пена.
– Ты бы легла лучше куда-нибудь, хоть на диван, – попросила я ее.
– Да, в первый раз такого с ней быть не должно, – сказала Эвелин.
А Петра все смеялась и смеялась. Когда она слезла с прилавка, чтобы куда-нибудь идти, то не попала в дверь и ударилась лбом о дверной косяк. Но это не привело ее в чувство, потому что смеяться она принялась еще пуще. Когда мы наконец уложили ее на диван, я со страхом посмотрела на Эвелин.
– От этого можно умереть?
– Посмотрим, – произнесла Эвелин и беспечно засмеялась.
Боль у меня в животе стала сильнее. Едва я успела добежать до туалета, меня вырвало.
– Твои коржики и в самом деле способны подавлять аппетит, – сообщила я, вернувшись назад в магазин.
Эвелин задумчиво посмотрела на меня.
– Похоже, причина твоего недомогания совсем в другом. Когда у тебя последний раз были месячные?
Глава 14
Я тупо уставилась на Эвелин.
– А что? – Я не вела никаких глупых календарей по поводу месячных.
– Гм, – произнесла Эвелин.
– Нет, – сказала я.
Нет, судьба не могла так со мной поступить! И так уже всего было достаточно.
– У меня есть еще один тест на беременность, – сказала Эвелин и поморщилась. – Был куплен про запас. – Она ухмыльнулась. – Я уже собиралась было продать его на аукционе.
– Нет, – повторила я.
Я не могла быть беременной. Это было просто невозможно. Это же была жизнь, а не глупая «мыльная опера».
Забеременеет ли Оливия от своего деверя, и как она расскажет об этом своей невестке, которая долгие годы безуспешно пыталась завести ребенка? И бросится ли Оливия с моста, что больше подошло бы глупой продавщице Петре? Смотрите в нашем сериале и не переключайтесь, потому что грядет новый поворот в нашем сериале: Гертнеры – семейство самоубийц.
Эвелин подтолкнула меня к выходу.
– Пойдем же. Самообман в данном случае ни к чему хорошему не приведет.
– Но я не могу быть беременной, – сказала я. Я не могла и не имела права, И не хотела.
Эвелин высоко подняла брови, точно так, как это всегда делал Оливер.
– Оливия, это не так невероятно, что ты можешь забеременеть.
– Невероятно, невероятно, – с нажимом повторила я.
– Но это жизнь. – Эвелин потянула меня за локоть.
– А что же с Петрой?
Петра продолжала хихикать, лежа на диване.
– Она спокойно полежит здесь одна, – сказала Эвелин.
– Я тебя боюсь, – сказала я.
На стоянке перед питомником господин Кабульке помогал загружать саженцы лавровишни в машину Эберхарда и Катанки. Очевидно, несмотря на все уговоры Фрица, Эберхард решил-таки купить самые маленькие и дешевые растения. Это означало, что еще пару лет все кому не лень смогут созерцать толстый живот Эберхарда, направляющегося к бассейну.
В доме было тихо и спокойно, и не последнюю роль в этом, очевидно, играли подобранные Эвелин для покраски дверей и стен тона. Эвелин повела меня в ванную.