– Ого, – произнес Эберхард, ничуть не обидевшись. – Все ясно, что уж тут! Тебя, конечно, ничего не интересует, кроме того, что и зачем делает Цалеманн в своем шоу. Иначе можно считать, что неделя прошла напрасно.
– Я одним глазком просматриваю «Тагесшау» – информационную программу, когда по средам занимаюсь глажкой, – раздраженно ответила Эвелин, пока я раздумывала над тем, что же все-таки сказал Эберхард. Потому что у меня сложилось впечатление, что он говорит совершенно на другом языке. Эвелин между тем продолжила: – Но вообще-то я главным образом слушаю радио. Те выплаты из моих налогов, что идут на развитие радиоканалов, кажется мне, куда с большей пользой находят свое применение. А уж если что-то заинтересует меня в новостях, то можно на секунду отставить утюг в сторону.
– Ого, тогда я ничему больше не удивляюсь, – насмешливо произнес Эберхард. – Вот ты и села в лужу. Скажи, что и программы с участием своего мужа ты никогда не смотришь, а?
Оливер работал в редакции новостей небольшой региональной телерадиостанции, и его можно было видеть там куда чаще, чем раз в неделю. Причем его появление всегда предварялось не иначе как: «Наш корреспондент Оливер Гертнер передает с места события». Лично я была горда тем, что с некоторых пор являюсь его родственницей, и старалась не пропустить ни одной программы с его участием. Для остальной части семейства его профессия потеряла всякое очарование, поскольку они считали, что Оливер давно уже должен был вести свои репортажи не с местечковых свалок, а из тех мест, где действительно что-то происходит: из Нью-Йорка, Лондона, из Афганистана, наконец. Но Оливер все время оставался в стране, занимаясь подготовкой репортажей, которые были нужны программе в первую очередь. Ветер трепал его причесанные к началу репортажа волосы, едва он успевал произнести что-то типа: «Рядом со мной сейчас находится руководитель окружной пожарной охраны. Господин Ковальский, как долго еще могут продлиться спасательные работы на месте пожара?»
– Мне совсем не обязательно смотреть эти программы, – парировала Эвелин. – Потому что Оливер и так мне все подробно рассказывает. – Это прозвучало так, словно она заставила себя поверить, что ничего лучше этих рассказов Оливера для нее не существует.
– Ого! – встрепенулся Эберхард.
Оливер ничего не сказал, одарив Эвелин мрачным взглядом.
«Ого!» – подумала я так же, как Эберхард.
– Так, а теперь все-таки вернемся к нашему сюрпризу! – В комнату вошла Катинка с большим подносом нарезки.
Штефан и дети следовали за ней.
Штефан волочил ноги. Тиль уцепился за его левую ногу и висел на ней, Леа – за правую. А Жан метался от одной ноги к другой и громко кричал:
– Это нечестно, нечестно! Мне тоже нужна одна нога!
Катинка звонко засмеялась.
– Ну, разве это не прелестно? Дядя с племянниками!
А Эберхард произнес:
– Эй, на «Титанике»! Без паники! Жан, тебе не следует плакать. Вы просто должны поменяться. Всегда надо соблюдать спокойствие и уверенность рядом с молодыми жеребцами.
– Но давайте все же приступим к завтраку, – сказал Штефан и попытался сесть.
Леа и Тиль неохотно отцепились от его ног.
– Нет только деда, – констатировала Катинка, когда Жан наконец водворился на своем детском стульчике и все остальные тоже расселись. – А теперь у нас для всех для вас большой сюрприз.
Штефан, Оливер и я обменялись короткими взглядами. Ни для кого из нас этот сюрприз не стал сюрпризом. И уж совершенно точно он не был «большим». Идиотская победная улыбка Катанки могла означать только одно: она беременна в очередной, теперь уже четвертый раз. Честно признаться, мы рассчитывали на этот сюрприз уже несколько месяцев назад, потому что Жан с этого лета должен был пойти в детский сад, а такие большие перерывы между рождением детей Катинка себе до сих пор еще не позволяла.
– Жан, яйцо не следует есть вместе со скорлупой, ты же это знаешь. И подожди, пока все остальные не сядут за стол! Дедушка! Дедушкаааа! Завтрак готов!
Из кресла в соседней комнате донеслось:
– Да-да.
Эвелин рассматривала тарелки.
– Ну так что ж! Это действительно сюрприз? Он расширил свой ассортимент у Альди?
Катинка покачала головой:
– Не у Альди, у Мецгера. Жан! Салфетки не для того, чтобы их есть! И надо дождаться, пока все сядут за стол.
– Мецгер? – растерянно повторил Оливер. – Папа заболел?
– Успокойся, мой мальчик, – произнес, входя в комнату, Фриц и уселся на свое постоянное место во главе стола.
Мы тотчас привели себя в состояние повышенного, внимания: капитан на мостике!
– Но с некоторых пор я решил делать покупки в другом месте, а не у Альди. То, как они там упаковывали товар, не вызывало доверия. У Мецгера Зендманна все намного достойнее.
– У Мецгера Зендманна! – со стоном произнес Штефан. – Ты в свои годы стал еще и мотом?
– Мецгер Зендманн – зять доктора Бернера, – внес ясность мой свекор. (Доктор Бернер, как известно, был одним из членов компании старых скряг, в которую входил наш дед.) – Поэтому там со мной обращаются особенно предупредительно. Даже в том случае, если я посещаю только распродажи. Позавчерашняя нарезка, к примеру, очень неплохая на вид, обойдется мне там едва ли не в два раза дешевле, чем полноценный кусок шинки где-нибудь еще. А ассорти из разных видов мяса: салями, шварцвальдской шинки, говяжьей колбасы и ливерной, – вообще даром.
Эвелин, только что положившая себе на кусок хлеба кусочек шинки, уронила вилку. Оливер, Штефан и Катинка едва не сделали то же самое. Только Эберхард ничуть не смутился и с удовольствием отправил в рот большой кусок ливерной колбасы.
– То, что нас не убивает, лишь делает еще крепче. Колбаса есть колбаса, тут уж ничего не поделаешь.
– Папа, эта нарезка в упаковках не позавчерашняя, а скорее с позапрошлой недели, – сказал Оливер.
А Штефан добавил:
– И она рассчитана на тех покупателей, у кого есть собаки!
– Вы получите мармелад, – озабоченно сказала Катинка, обращаясь к детям. – Чтобы исключить опасность сальмонеллеза… – Но затем улыбка вернулась на ее лицо. Точно было еще нечто… – А теперь послушайте все. У нас будет… Леа!!!
Леа опрокинула стакан с молоком. Этот трюк она проделывала каждое воскресенье, и Катинка уже научилась с быстротой молнии менять скатерть и наполнять для девочки молоком новый стакан.
– Чепуха, – произнес тем временем Фриц. – Для собак у них есть всякие обрезки. Хотя я и это считаю расточительством. Бог его знает, почему сегодня никто не в состоянии оценить прелесть ливера.
Мы не успели позавтракать дома, но, несмотря на чувство голода, бутерброды с шинкой почему-то не лезли нам в рот. Уж не был ли тому причиной подозрительный зеленый налет на кусочках мяса? Я опасливо сосредоточилась на своем кофе. С завтрашнего дня я все равно собиралась садиться на диету. За последнее время я почти не прибавила в весе, но Штефан с некоторых пор начал обращаться ко мне «Пончик» или Молли
[6]
-Олли. Мне это не очень нравилось. Он разделял взгляды о том, что изменение веса у женщин после тридцати происходит несколько иначе, чем у молодых, и – совершенно точно – не в сторону уменьшения.