— Господи, это просто счастье, что вы позвонили! Я… совсем
не знаю, что мне делать.
— А что вы должны делать? — спросил он неторопливо. — Хотите
кофе? Или, может быть, поужинаем? Раз уж у нас такая традиция?
— Какая традиция? — Она посмотрела ему в лицо. Беспокойство
было больше ее глаз, не помещалось в них, выплескивалось наружу.
— Что мы внезапно приглашаем друг друга ужинать.
— Да, — сказала она, — можно и поужинать. Только здесь
дорого, наверное.
— Ничего, — сдержанно ответил он, — я справлюсь. Не
волнуйтесь.
Народу в ресторане почти не было, но она все равно ушла в
самый темный угол.
— Мы играем в шпионов? — спросил он, усаживаясь и доставая
сигареты. Она печально взглянула на него.
— Не знаю. Я ничего не понимаю, Кирилл Андреевич. И мне
страшно.
Кирилл внезапно заподозрил неладное:
— Вы вновь поссорились с вашим фактурным возлюбленным? И он
теперь вас преследует? Она посмотрела, на этот раз удивленно.
— С кем? С Кирой? Нет, с ним все в порядке. Дело совсем не в
нем.
— А в ком?
Неизвестно, чего он ожидал, но то, что с Кирой «все в
порядке», ему не понравилось.
— В моей бабушке, — сказала она, понизив голос, — которая
умерла. Помните, я вам рассказывала?
Он все отлично помнил.
— Я даже не знаю, как это сказать. Я мучаюсь уже две недели.
Это какой-то кошмар. — Она наклонилась к своему портфелю, волосы упали на
бледную щеку, и Кирилл как будто узнал это ее движение — сейчас она вытащит
сигареты и будет долго копаться в поисках зажигалки. Она положила сигареты на
стол и стала рыться в портфеле.
— Возьмите мою, — предложил он.
— Спасибо. Да где же она? Я же ее сунула! А, вот.
Она вынырнула из-под стола, зажав в кулаке желтую зажигалку.
— Вы только не подумайте, что я свихнулась окончательно. Я
совершенно нормальная. И мне кажется, что моя бабушка не умерла от несчастного
случая. Мне кажется, что ее… убили.
Это было так неожиданно, что Кирилл забыл прикурить свою
сигарету. Он ничего не говорил ей про пробки и про свои сомнения, тогда в чем
дело?
— С чего вы взяли?
— Я нашла фен, — выпалила она и посмотрела по сторонам, —
тот самый, который бабушка уронила в воду. Из-за которого она умерла. Мама с
Мусей почему-то его не выбросили. Он лежал в шкафчике в ванной. В пакете.
— Ну и что?
— Кирилл Андреевич, это совсем не тот фен. У бабушки был
другой.
— Какой другой?
— Я подарила ей фен на день рождения два года назад. Фирмы
«Браун». Маленький белый фен. У нее не было другого. Она вообще никаких фенов
долго не признавала, считала, что они портят волосы. Так вот. В пакете серый
фен. Довольно большой. На нем написано что-то вроде «профешионал», я особенно
не рассматривала. Я сразу поняла, что это не тот фен.
— Почему вы уверены, что ваша бабушка именно его уронила в
ванну?
— Маме его отдали, как только бабушку… увезли. Я сто раз у
нее спросила. Я ничего ей, конечно, не говорила, но она сказала, что его
вытащили из ванны. Понимаете?
По горлу у нее прошло движение, и она сильно затянулась
сигаретой.
— Никто из нас не жил вместе с ней. Это просто случайность,
что я точно знала, какой именно у нее фен. Потому что это я подарила. — Она
снова сильно затянулась и неожиданно спросила шепотом:
— Что мне теперь делать, Кирилл Андреевич?
Она спрашивала его так, как будто он был Шерлоком Холмсом, а
она перепуганной мисс Мэри или мисс Сарой, обратившейся к нему за советом. Что
там он должен сказать по сценарию? Ватсон, это дело как раз на одну трубку?
— Я не знаю, что вам делать, — сказал Кирилл Костромин, —
прежде всего, это нужно проверить.
— Ничего не нужно проверять. Это не ее фен. Ее фена в доме
нет, я все обыскала.
— Вы кому-нибудь рассказали об этом?
— Нет. Никому.
— Даже вашему Кире?
— Кира тут совсем ни при чем, — сказала Настя с досадой, — я
никому не могу про это рассказать, кроме вас.
— Почему кроме меня?
— Потому что вы были тогда со мной в доме и… сочувствовали
мне.
— Я не специалист по расследованию убийств.
— Я не прошу вас ничего расследовать. Вы только посоветуйте
мне, что делать. Что я теперь должна делать?
— Не знаю.
Она замолчала. Пальцы, стискивавшие зажигалку, разжались, и
Кирилл увидел, что рука у нее дрожит. Зажигалка пластмассово щелкнула,
взметнулось невысокое пламя, осветило снежную скатерть и тонкие пальцы.
— Из милиции меня пошлют куда подальше, — сказала она и
снова щелкнула зажигалкой.
— Пошлют, — согласился Кирилл.
Он все никак не мог осознать, что она толкует ему про
убийство.
Зачем он позвонил?! Да еще газетку из стойки вытащил и
посиживал с ней, сделав умное лицо, — все для того, чтобы показаться
недоступным, хорошо образованным, соответствующим интерьерам роскошного отеля,
процветающим и несколько утомленным столичным бизнесменом, милостиво
согласившимся на свидание.
Черт знает что.
Хуже всего было то, что еще тогда, в доме, он понял, что
дело нечисто. В доме пахло не просто бедой. В доме пахло убийством, хотя он
совершенно не мог объяснить, почему.
И пробки выбило так странно.
Он не мог сказать ей, что у нее паранойя, так как носом
чуял, что дело вовсе не в уроненном в воду фене.
— Ваша бабушка была богатой женщиной?
Настя нетерпеливо дернула головой:
— Я сто раз об этом думала. Я очень люблю детективы, а там
всегда первый вопрос про завещание. У нее дом и квартира в Питере, на
Каменноостровском проспекте. В ней живет тетя Нина, папина сестра. У бабушки
двое детей, мой папа и тетя Нина. Папе она оставила свою «Волгу», тете Нине
квартиру. Мне — дом. Сережке, это тети-Нинин сын, дедову коллекцию книг. Свете,
это ее дочь, какие-то сапфировые серьги.
— Дом и коллекция книг — это разные весовые категории, —
сказал Кирилл неторопливо.