Моя чужая жена - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Карпович cтр.№ 43

«Значит, все», — догадался Редников.

– Билеты доставят вам на дачу с курьером, — поведал бесполый голос.

– Билеты? — непринужденно осведомился Дмитрий. — Почему билеты?

– А вашей… мм… спутнице билет не нужен? — холодно уточнила телефонная трубка.

«Спутнице… Ну конечно. Ведь все видели тогда, на банкете, — быстро соображал Редников. — Значит, нашлись уже доброжелатели, сообщили куда следует. Впрочем, может, и без доброжелателей обошлось. Этот обкомовский массовик-затейник тоже смотрел в оба».

– Пока ничего не могу вам сказать, — отрезал он. — В любом случае буду ждать курьера завтра в девять.

Он положил трубку, выстучал о телефонный столик папиросу, закусил зубами бумажную гильзу, но так и не закурил, задумавшись.

«Как неудачно. И главное, сейчас, когда только что отправлена на утверждение заявка на новый сценарий. Конечно, времена уже не те, за аморалку из Союза кинематографистов не попрут. Но на крючок возьмут и будут до самой смерти капать на мозги — нам о вас кое-что известно, так что сидите тихо, не высовывайтесь. Но это только в том случае, если все ограничится пятью днями на даче. Там тоже ведь люди сидят, понимают: Крым… отпуск… все мы грешны, Дмитрий Владимирович, чего уж там, хе-хе. — Редников передернулся от отвращения, представив себе похабную ухмылку этого борова Ивана Павловича. — Если же они вместе прилетят в Москву, тогда скандал неминуемый. И вот тут уже последствия предсказать трудно. Жена единственного сына… Никита, правда, говорил, что они решили разойтись, но кому до этого будет дело. — Дмитрий прошелся по комнате — просторной, светлой, уставленной добротной импортной мебелью — еще бы, специально оборудованная дача для дорогих гостей солнечного Крыма. Будьте как дома, ни в чем себе не отказывайте, а мы уж вас выведем на чистую воду… Одному богу известно, в какие щели они понапихали „жучков“. Мда…»

Снова задребезжал телефон. Редников в замешательстве снял трубку. Сквозь треск донесся далекий голос Никиты. Сын воодушевленно рассказывал о заключительных съемочных днях, потом сообщил, что вчера отсняли последний эпизод и завтра он, как и договаривались, будет уже в Москве.

«Никита пока ничего не знает, — сообразил Дмитрий. — И не узнает, если только я вылечу завтра в Москву, как и собирался. Ему не донесут. Им выгоднее будет сохранить этот козырь на будущее и шантажировать меня им бесконечно. А сплетни… Сплетни легко пресечь. Вот что, я завтра же отправлю его сюда. Попрошу, чтобы дачу сохранили за мной еще на две недели. Он приедет, они с Алей помирятся, и все заткнутся. Ведь это будет означать, что она ждала здесь, на даче, его, своего мужа».

– Хорошо, я понял, — будничным тоном выговорил он в трубку. — Никита, извини, плохо слышно. Завтра все решим.

«Вот только как, как оставаться в Москве, зная, что они здесь, в этом самом доме, что она улыбается Никите так, как улыбалась мне, зная, что он дотрагивается до ее груди, перебирает пальцами ее золотистые волосы… Господи, какая мука!..» — Никогда раньше он не испытывал ничего подобного — смеси ревности, отчаяния и томительного желания.

Редников открыл дверцу полированного шкафчика, налил себе коньяку и быстро осушил бокал. Голова приятно прояснилась, темное видение отступило.

«Ничего, — с легким сарказмом сказал он себе. — Ничего, так лучше будет для всех. А об этом… Что ж, раньше надо было думать. Теперь остается одно — разрешить ситуацию так, чтобы никто не пострадал».

Он поставил стакан на столик, вышел из комнаты и по ступенькам террасы спустился в сад.

Солнце уже спряталось за кромкой моря. Стемнело, на небе выступили колючие яркие звезды. Редников увидел Алю на пляже у воды.

Красноватая тревожная луна высвечивала пламенеющую дорожку на бесконечной гладкой поверхности притихшего моря. Митя стоял молча, ошеломленно наблюдая, как Аля, одетая в мерцающий лунный луч, словно дикая грациозная кошка, движется к нему. «Это последний вечер, когда я вижу ее… последний», — крутилась у него в голове неотвязная мысль. И Редникову стало вдруг жгуче, нестерпимо стыдно за то, что он собирался совершить с Алей. Взять и своими руками разрушить ее мир, ее неожиданную сказку, холодно рассмеяться, глядя прямо в эти преданные, до боли любящие глаза.

Аля как будто почувствовала какую-то перемену и, обеспокоенная, попыталась заглянуть в его обласканное полутьмой лицо. Митя слегка отстранился, спрятал горящие мучительным, адовым пламенем глаза в ее распущенных струящихся волосах, а потом, как безумный, подхватил ее на руки и с хриплым стоном припал к ее губам. От его поцелуя у Али закружилась голова.

– Пусти, сумасшедший! — выдохнула она.

– Никогда! Моя добыча! — со смехом прорычал Митя.

И Аля, все еще смеясь, обхватила его шею, прижалась губами к виску. Митя рухнул вместе с ней на сияющий бархатный песок, стараясь усилием воли вытеснить из груди щемящую тоску.

Теплый летний ветер ласково волнует белые шторы на приоткрытом окне, наполняет комнату запахом моря, кипарисов, пальмовых листьев, опутывает все вокруг какой-то особенной южной ленью. Солнце стоит уже высоко в небе, ложится горячими кружевными пятнами на усыпанную гравием дорожку в саду, на упругие лепестки роз под окном, на широкую кровать в просторной чистой комнате. На измятой постели разметалась во сне белокурая молодая женщина.

Дверь в комнату осторожно отворяется, и входит высокий широкоплечий мужчина. На нем строгий светло-коричневый летний костюм, галстук, в руке небольшой «дипломат». Лицо сумрачное, по-деловому сосредоточенное. Он тихо опускается на край кровати и смотрит на спящую.

Аля вздрагивает во сне. Голова ее начинает метаться по подушке, она всхлипывает, вскрикивает, открывает глаза и видит перед собой Митю. И мгновенно отчаяние сменяется лучистой улыбкой, она садится на кровати, протягивает к нему руки. Выжидающее напряженное выражение его лица меняется, когда он видит эту обращенную к нему улыбку. Сам невольно заулыбавшись, он дотрагивается до растрепанных шелковистых волос, в которых смешно застряли перышки от подушки.

Отбросив легкую простыню, Аля с радостным возгласом обвивает Митину шею руками:

— Доброе утро!

Она запускает пальцы в его жесткие с проседью волосы, настойчиво целует и пытается утянуть вслед за собой на кровать. Но Митя почему-то не поддается…

Аля взглянула на него с удивлением и легкой обидой, прошептала соблазнительно:

– В чем я провинилась, мой господин?

Увидела, как нервно дернулся его рот, и в ту же секунду заметила все остальное: строгий деловой костюм, «дипломат» у кровати, а главное — выражение его лица, суровое, отстраненное.

В груди толкнулось острое, страшное предчувствие беды. Аля чуть отстранилась, машинально притянула к обнаженному телу тонкую простыню, выговорила с трудом, боясь, что дрогнет голос: