— Фу, — прошептал Игнат, — неприятный тип. И что ты в нем нашла? Правда, я лучше?
— В миллион раз! — рассмеялась я. Как точно и ловко он умеет разрядить атмосферу.
— Знаешь, я завтра должен смотаться в Москву. Тебе не западло тут одной остаться?
— Зачем тебе ехать? Ты ж не собирался?
— Да позвонили, возникло одно неотложное дело. Хочешь, поедем со мной?
— Игнат, мне нужно дописать две серии, кровь из носу. Но вообще, может, нам пора отсюда съезжать? А?
— Да ну, здесь так хорошо… А Мишка пробудет в лучшем случае три дня. Не торчать же тебе в душной Москве.
— Мне душно только без тебя…
— Вот, нашла себе кондиционер! А вообще-то фразочка из твоих сериалов… — Он принялся меня целовать.
— Ох, простите, друзья мои, — раздался голос Званцева. — Я называю это магнитной стадией, когда как магнитом тянет друг к другу. Ну-с, пора за стол, вы, говорят, земляники набрали. Ох, люблю землянику!
И хотя разговор за столом был общим, я видела, что Дима напряжен и взгляд у него тяжелый. А Игнат разливался соловьем, рассказывал о Южной Корее, о фильме, который там снимал, и мне даже показалось, что его сумасшедшее обаяние подействовало даже на Лощилина.
Уже к концу ужина Званцев обратился ко мне:
— Лерочка, это правда, что вы были любимой ученицей Мильмана?
— Ну, так я сказать не могу, но Евгений Фридрихович действительно хорошо ко мне относился.
— И при этом сейчас вы пишите этот безразмерный кошмар?
— Да, так получилось, но я стараюсь и в этом найти какое-то удовольствие, к тому же у меня двое детей, так что особенно привередничать не приходится.
Лощилин вспыхнул, но промолчал.
— Ничего, — вмешался Игнат, — думаю, теперь все переменится, теперь Лера не одна…
— Лерочка, а я вот хотел вам предложить, — начал Званцев, — сделать сценарий полнометражного фильма по…
У меня сердце замерло.
— По Диминому роману «Насморк». Я хочу его ставить, и, сами понимаете, это марка и выход на совершенно иной уровень.
Игнат напрягся.
— Нет, Михаил Борисович, я польщена, спасибо, нет.
— Но почему? В конце концов, ваш бывший муж сам выдвинул эту идею, то есть с этой стороны…
— Михаил Борисович, дело вовсе не в наших отношениях с Дмитрием Сергеевичем, а в том, что мне категорически не нравится этот роман, — решительно проговорила я.
Лощилин позеленел.
— Да? — страшно удивился Званцев. — А я от него в восторге. Игнасио, а ты читал?
— Я? Нет, я к современной литературе с большим недоверием отношусь, знаете ли. Предпочитаю Лескова.
— Послушайте, Лера, а может быть это даже хорошо, что роман вам не нравится. Сценарий может получиться острым, злым, и это пойдет на пользу фильму. Вы привнесли бы туда эмоцию, которой там иной раз недостает…
— Нет, Михаил Борисович, все-таки нет.
— Лера, это неразумно! В наше время, когда катастрофически не хватает хороших сценаристов, лучшая ученица Мильмана кропает эти убогие сериалы. Игнасио, скажи ей…
— Лера, — подал вдруг голос Дима, — Миша прав, ты талантливый человек, зачем губить свой талант этой кошмарной поденщиной…
Не стоило ему этого говорить. Кровь бросилась мне в лицо.
— Помимо всего прочего, я не могу взяться за это еще и потому, что моя дочь мне этого не простит, — отчеканила я и встала из-за стола.
— Ну что ж, Лерочка, на нет, как говорится, и суда нет, — примирительно проговорил Званцев. — Сядьте, Лерочка, успокойтесь, я же был не в курсе… Дима сам назвал вашу кандидатуру…
Игнат мягко усадил меня на место.
— Не шебуршись, Лерка, — шепнул он. — Ты молодчина.
— А ты скотина!
— Ты в корне не права, я тебе потом объясню.
За земляникой с деревенским молоком все страсти как-то улеглись: мужчины заговорили о футболе. А я все пережевывала состоявшийся разговор. А ведь действительно, я могла бы сделать из «Насморка», который был явно написан обо мне, недурной сценарий и, возможно, перейти на совершенно иной уровень… и даже в какой-то момент я была уже готова согласиться, но мысль о Катьке не позволила мне этого сделать. И слава Богу! Она навсегда бы сочла меня предательницей. И как еще она отнесется к Игнату? Ладно, сейчас еще июнь, дети вернутся к сентябрю, Игнат, скорее всего, уедет в экспедицию… Господи, как же я без него буду?
И он, словно прочитав мои мысли, нежно пожал мою руку, мол, я тут, с тобой.
Когда мы поднимались к себе, он потребовал:
— Девушка, извольте объяснить, почему это я скотина?
— Я уже не помню.
— Ты считаешь, что я должен был вмешаться?
— Да нет. По здравом размышлении…
— Мне так понравилось, как ты его отбрила. Супер. И нечего мне было лезть. А что, твоя дочка и впрямь не простила бы тебя?
— Никогда!
— Ну надо же! А скажи-ка мне, у тебя есть какой-нибудь готовый сценарий из непошедших?
— Штук пять.
— А где они у тебя?
— В компе.
— Я вернусь из Москвы, покажешь?
— Зачем?
— Дурацкий вопрос, мне интересно. И потом, у меня есть одна мечтулька — поставить фильм как режиссер. По крайней мере, попытаться.
— И кто же даст деньги на такую попытку?
— Если будет конкретный интересный материал, почему бы и нет. У меня все-таки какое-никакое имя есть. А ты бы отдала свой сценарий в мои руки?
— Игнат!
— Я знаю, ты сейчас скажешь — я отдала в твои руки всю свою жизнь…
— Ты дурак, Игнат! И именно это я хотела сказать, а вовсе не эту пошлость.
— Лерка, а ты его любила, этого Лощилина?
— Любила, еще как любила!
— А он, по-моему, до сих пор тебя любит.
— С ума сошел!
— Но ты же знаешь, какой я чуткий, я носом чую — любит. Но я также носом чую, что ты его не любишь.
— Это правда.
— Вот и славно, иди ко мне.
— Ты, значит, не ревнивый? Это хорошо.
Он задумался.
— Нет, пожалуй, не ревнивый, хотя у меня пока не было повода тебя ревновать.
— А других женщин?
— С ума сошла? Считай, ты у меня первая…
— Здрасьте, а…
— Слушай, я плохо помню, что там за бабенка была у Адама до Евы, Лилит, кажется, но началось-то все с Евы. Вот и считай, что ты моя первая и единственная, а все остальное не в счет.