— На следующей неделе, после собеседования. В Париже.
— Я так понимаю, ты дошел уже до финального собеседования, а родному брату сказать не удосужился ?
— Я подумал, вдруг провалюсь? Тогда зачем зря трепаться…
— Брось, Мэт. Ты никогда не проваливаешься.
— Что ж, — улыбнулся я, — стало быть, все еще впереди.
6
Милан, Сентябрь 1953 года
Они выстроились по ранжиру. Первым — господь бог. Затем Дева Мария. И младенец.
С первыми двумя самые почетные гости из тех, кто собрался в Миланском кафедральном соборе, были хорошо знакомы. С малышкой же им предстояло увидеться впервые. Девочка появилась на свет несколько дней назад.
Она была дочь Джан-Баттисты Далессандро, владельца крупнейшего итальянского концерна «ФАМА». И это было ее первое появление в свете.
Премьер-министр держал ребенка на руках, а кардинал произносил латинский текст, которым нарекал ее Сильвией Марией Далессандро. Мать новорожденной, Катарина, шепнула мужу: «Жаль, что я не верю в бога, а то я бы его отблагодарила».
Он широко улыбнулся и обнял жену.
— Он есть, любимая. Иначе бы мы с тобой не встретились.
Знаменитости слетелись на крестины со всего света, но в каком-то смысле самый длинный путь проделал Марио Ринальди. Ведь лучший друг и соперник Джан-Баттисты родился в захолустном местечке на юге Италии и до десятилетнего возраста не знал даже, что такое собственная пара обуви. Сейчас он был президентом группы крупнейших компаний, вторым в списке богатейших людей Италии, на чьих предприятиях производились самые разнообразные изделия — от фенов для волос до вертолетов, не говоря уже о покрышках, которыми укомплектовывался каждый автомобиль, сходящий с конвейера «ФАМА».
Хотя в центре внимания снова был Джан-Баттиста, вокруг которого вились промышленные магнаты, у Марио было утешение: ни второй брак, ни какие угодно деньги так и не помогли его другу обзавестись сыном и наследником.
И здесь у Марио было неоспоримое преимущество.
Наблюдая, как священник окропляет святой водой головку малышки, Марио шепнул стоящему рядом темноволосому подростку:
— Она станет твоей женой.
Юный Нико, которому только-только исполнилось шестнадцать, не знал, считать это приказом или пророчеством.
Наследник богатств группы «МЕТРО» Нико Ринальди достиг совершеннолетия, не проработав ни дня. И не собирался этого делать.
Дабы ублажить отца, Нико окончил университет, оказав существенную материальную поддержку нескольким студентам, которые писали за него курсовые работы и даже сдавали экзамены. У Нико были занятия поинтереснее.
Он с детства был влюблен в скорость — на земле, в воздухе и на воде. Эта всепоглощающая страсть давала ему широкие возможности рисковать своей жизнью.
Летом он ставил свою гоночную яхту на прикол в гавани Ниццы и в компании таких же шалопаев оккупировал гостевую виллу в отцовском поместье.
Джан-Баттиста Далессандро старался привить дочери осторожность в отношении чужаков, но Нико — сына своего соседа по Ривьере — он к таковым не относил. Кроме всего прочего, Нико был любимым партнером Джан-Баттисты по теннису, они из года в год устраивали нескончаемый турнир длиною в целое лето. Оба терпеть не могли проигрывать.
Сильвия обычно сидела возле корта, время от времени поднимаясь, чтобы на английском, французском и итальянском языке объявить счет.
Нынешняя «повелительница» Нико, роскошная Симона Гаттопардо, была в восторге.
— Как-нибудь сыграем вдвоем? — предложила она как-то девочке.
— По какой ставке? — бесхитростно спросила та. — Папа с Нико всегда играют на очень большие деньги.
— Это она говорит, чтобы тебя деморализовать, — с улыбкой сказал Нико.
— Милая у тебя племянница!
— Она мне не племянница, она мой друг, — уточнил Нико и, обняв Симону за плечи, направился к террасе.
Сильвия смотрела им вслед и еще не понимала, что одолевшее ее неприятное чувство называется «ревность».
А Нико, конечно, был слишком увлечен своими романами, чтобы замечать, что девочка его боготворит.
Как-то зимой отец и дядя Марио взяли Сильвию в Кортина д'Ампеццо на соревнования по бобслею, в которых должен был участвовать Нико. Глядя, как ее герой со своим напарником вихрем летят по треку, она почувствовала, как парит вместе с ними частичка ее существа, обычно запертая в рамки приличий и удушенная телохранителями. Нико в буквальном смысле воплощал ее тайные мечты о свободе.
К концу соревнований его сани налетели на подтаявшее пятно, потеряли управление и несколько раз перевернулись. Напарник Нико высвободился из сиденья цел и невредим. Чего нельзя было сказать о Нико.
Сильвия рыдала. Отец ее утешал.
На станции «Скорой помощи» врачи обследовали сломанные кости Нико и подготовили его к транспортировке в Милан вертолетом.
— Ты поправишься? — со слезами на глазах спросила Сильвия.
— Конечно, радость моя, — ответил он с бравадой. — Я несокрушим!
Вскоре Джан-Баттиста навестил молодого Ринальди в его просторной палате на верхнем этаже дорогой клиники и доложил жене и дочери:
— Возможно, ему придется провести там несколько месяцев.
Надеюсь, врачи пересадят ему хотя бы крупицу мозгов, — неодобрительно заметила Катарина. — Может, он тогда найдет себе более достойное применение.
— Мне кажется, он уже кое-что предпринимает в этом направлении. Список его посетителей напоминает справочник «Кто есть кто в мире бизнеса». Думаю, теперь он будет сражаться за золотые медали в этой сфере.
— Отлично! Ему давно пора остепениться. Не понимаю, чего он ждет?
В этот момент Сильвия, тихонько игравшая рядом, прощебетала:
— Меня.
Весной 1964 года Катарину Далессандро похитили боевики одной левацкой группировки и запросили колоссальный выкуп.
Итальянская полиция проявила чудеса расторопности — что было для нее нехарактерно — и заблокировала все банковские счета Далессандро, дабы семья не могла пойти на поводу у террористов.
В этот момент отец и сын Ринальди повели себя как настоящие друзья.
Пока Марио летал в Лондон за долларами, Нико мчался в Лугано за швейцарскими франками, чтобы Далессандро было с чем прийти на встречу с вымогателями.
К несчастью, карабинеры, прослушивавшие все телефоны, поспели к террористам раньше, чем чемодан с деньгами.
В перестрелке Катарина была убита.