— Вы ведь вместе учились?
Сет кивнул:
— Да. Он был хорошим парнем. Насколько я понял из статьи, в последнее время он занялся психическими отклонениями у врачей. Из его статистики вытекает аксиома: сердобольный врач всегда кончает душевным надломом.
— А у тебя еще и другие проблемы…
— Да. Я…
Он оборвал себя на полуслове, словно заново взвешивая то, что собирался сказать. Или утаить.
Джуди подошла и положила ему ладонь на плечо.
Откуда-то из сокровенных глубин его души вдруг вырвался стон:
— Где этому конец?
Она присела на край стола и посмотрела ему в глаза.
— Здесь. Здесь и сейчас. Ты возьмешь отпуск, и мы поедем туда, где тебе станет легче.
— А ребята?
— Можем уехать на месяц, а за ними пока твоя мама посмотрит.
— Моя мама?! Джуди, ты в своем уме? Мне кажется, не совсем. Позволь тебе напомнить, что ты говоришь о женщине, которая каждый год двенадцатого января печет торт и приглашает невидимых друзей спеть хором: «С днем рождения, милый Говард!»
Оба подавленно вздохнули. Они прекрасно понимали, с чего все началось: он «спас» своего брата, чтобы избавить родителей — и себя — от неотступного страдания.
Ему бы следовало сразу усвоить урок. Его акция не сработала. Для матери, по-прежнему убитой горем, он стал живым призраком. А ее отчуждение, несомненно, ускорило кончину отца.
— Ладно, Сет, — решительно объявила Джуди, — давай так договоримся: дети заканчивают учебу одиннадцатого июня. Двенадцатого ты снимешь белый халат, уберешь подальше стетоскоп, и мы поедем путешествовать до самого сентября.
— И шприц, — добавил он. — Шприц мы тоже брать не будем.
Она обхватила ладонями его лицо и сказала:
— Сет, все уже позади. С этого момента все кончилось. Пусть их жалеет кто-то другой. С тебя достаточно.
Однако Сет уже зашел слишком далеко. В предыдущую субботу сестра Миллисент Каванаг в ветеранском госпитале Лейкшор (где он сейчас работал один день в неделю) видела, как он выходил от сержанта Кларенса Инглунда. Это был парализованный ветеран Второй мировой войны, который тридцать лет провел в стационаре из-за своих ран, а теперь медленно умирал от рака костей.
Именно Милли нашла старика мертвым во время очередного измерения давления и температуры. На следующее утро в официальном документе было зафиксировано, что смерть наступила в результате сердечной недостаточности, как следствия многочисленных заболеваний мистера Инглунда.
А с ее точки зрения, написать следовало: «преднамеренное убийство».
За восемнадцать с лишним лет, что она проработала в ветеранском госпитале, Милли успела привязаться к старику Кларенсу, как все его здесь называли. Ей необыкновенно импонировала стойкость, с какой он переносил свои страдания, умудряясь даже улыбаться ей сквозь терзавшую его боль.
Только накануне, находясь в полузабытьи под воздействием анальгетиков, которые, однако, помогали лишь частично, он сказал ей такие хорошие слова, что она запомнила их в точности:
— Милли, когда я прибуду в рай, а вся эта боль уйдет, я сяду и стану ждать тебя, и мы с тобой будем жить вечно.
И еще она помнила, как он сказал:
— Я скоро увижу святого Петра и попрошу его подыскать нам с тобой отдельное облачко.
Спустя два дня Кларенса не стало, и Милли порадовалась, что его земные страдания окончились.
С другой стороны, она часто слышала, как он просил докторов (по сути дела, каждого нового врача, который к нему приходил) помочь ему уйти из жизни.
Оплакивая его, Милли сейчас невольно думала о том, что Кларенс нашел-таки врача, внявшего его нехристианской мольбе о своего рода самоубийстве.
Возможно, шума от кончины Кларенса Инглунда было бы намного меньше, не случись она в год выборов.
В День благодарения, который Милли всегда проводила в кругу своих родных, она была печальна. Заметив это, ее младший брат Джек отвел сестру в сторонку и спросил, не случилось ли чего.
Она обрадовалась возможности поделиться с кем-то грузом, лежащим на ее плечах. Тем более с Джеком — ведь он адвокат!
Он был потрясен ее рассказом и по непонятной ей причине пришел в странное возбуждение.
— Милли, а ты не могла бы приехать и рассказать об этом старшему партнеру фирмы, где я работаю?
Она вдруг засомневалась. До пенсии ей оставалось всего несколько лет, и она не хотела неприятностей на свою голову.
— Пожалуйста, не проси меня, я не хочу лезть в это дело, — заволновалась Милли.
— Послушай, сестренка, обещаю тебе, что твое имя нигде не всплывет. Никогда! Просто расскажешь мистеру Уолтерсу то, что рассказала мне, и все. Дальше уж мы сами решим, что делать.
— Что ты имеешь в виду? Что вы станете делать? — встревожилась она еще больше.
— Сестра, тебе не о чем волноваться. А мне ты окажешь большую услугу.
Старший партнер фирмы, Эдмунд Уолтерс, был генеральным прокурором штата Иллинойс и не скрывал, что его политические амбиции простираются намного дальше его нынешнего положения.
В этом году освобождалось место сенатора, и Уолтерс всерьез подумывал выставить свою кандидатуру, хотя знал, что в сенат метит сам губернатор. У Эдмунда было больше денег, а преимущество губернатора состояло в публичности занимаемого им поста.
Уолтерсу требовался шумный процесс, способный привлечь общественное внимание. Такой, который делал бы его узнаваемой фигурой, вывел на телеэкраны.
И вот, когда в понедельник молодой Каванаг пришел к нему в кабинет, Эдмунд Уолтерс понял, что нашел ту колесницу, которая понесет его на Капитолийский холм.
— Спасибо, Джек, никогда этого не забуду. Я бы хотел, чтобы ты помог мне выиграть это дело.
— Но, мистер Уолтерс, пока никакого дела нет!
Тот ткнул пальцем Джеку в грудь и сказал:
— Тогда помоги мне его возбудить.
В четыре часа они встретились снова. У Джека уже были кое-какие новости, способные поднять шансы прокурора.
Официально ветеранский госпиталь является государственным учреждением, а следовательно, в соответствии с законодательством США в нем сможет проводить расследование ФБР. И вывести на чистую воду этого врача-убийцу.
— Джек, ты меня обрадовал! — просиял Уолтерс. — Давай свяжемся с ФБР.
— Уже связался, — довольным тоном сообщил Каванаг. — Шеф местного отделения готов встретиться с вами завтра утром. Если восемь часов вас устроит.
— Устроит, и еще как! Кто рано встает… Ну, ты сам знаешь.
Они встретились в захудалом кафе неподалеку от здания законодательного собрания штата. Уолтерс выбрал это место, исходя из предположения, что здесь их губернатор точно не увидит. А вообще-то он пока еще был генеральным прокурором штата, и никто не мог упрекнуть его в том, что он берется за дело, выходящее за пределы его компетенции.