Винные лавки, где продавались маринованные змеи.
— Нет, Джон, маринованную змею я есть не буду.
— О, это очень полезно, — ответил он, явно наслаждаясь моим отвращением, — Яд, добавленный в вино, творит чудеса.
— Например?
— Лечит ревматизм. Улучшает потенцию.
К счастью, ни то, ни другое мне не требовалось.
— Учту. Но на сегодня с меня хватит.
И мы вернулись на виллу.
— Если встанете рано утром, — сказал он на прощание , — Я покажу вам нечто интересное. Из области спорта.
— О, я как раз занимаюсь спортом.
— Тогда я заеду к семи, о'кэй? В Ботаническом саду проводятся бои с тенью. Захватывающее зрелище.
— Эй-о'кэй, — ответил я.
— Приятного вечера, Оливер!
— Спасибо.
— Вообще-то в Гонконге каждый вечер — приятный, — добавил он.
— Марси, это как будто во сне, — сказал я.
Полчаса спустя мы были в море. Солнце заходило. Джонка везла нас по направлению к Абердину, «Плавучим ресторанам». Повсюду сверкала иллюминация.
— Поговорка говорит про тысячи огней, — ответила мисс Биннендэйл, — мы только начали, Оливер.
Ужин при свечах, причём рыба, которую мы выбирали, ещё плавала. А я попробовал вина из (ау, ЦРУ!) Красного Китая. Оно оказалось отличным.
Обстановка была настолько же сказочной, насколько банальными наши тексты. В основном о том, чем она занималась весь день (мои реплики сводились к «Вау!» и «С ума сойти»).
Она позавтракала со всеми бюрократами от Финансов.
— Одни чокнутые англичане, — прокомментировала она.
— Это британская колония, ты же знаешь.
— И всё равно. Их самая большая мечта — чтобы Её Величество Королева приехала сюда и самолично открыла новое поле для крикета.
— Ничего себе! Здорово. Готов поспорить, что она в конце концов так и сделает.
Принесли десерт. Мы перешли к обсуждению Великого Бегства, точнее — последних двух суток.
— Джон Хсианг интересный парень, — сказал я, — и хороший гид. Но я не полезу на Викторию, пока не буду уверен, что на вершине смогу держаться за руки с тобой.
— Давай так. Встречаемся там завтра и идём смотреть закат.
— Великолепно.
— В пять вечера, — добавила она, — на самом пике Пика.
— Так выпьем за это, вином комми, — предложил я.
Мы поцеловались и отплыли.
Как убить время до сумерек на вершине горы Виктория?
Ну, во-первых, бои с тенью. Джон знал каждое движение. Абсолютное владение силой впечатляло. Потом он предложил посмотреть коллекцию нефрита в Тигровых садах, а после попробовать на завтрак дим сум. Я сказал, что не имею ничего против, по крайней мере пока мне не предлагают съесть змею.
Ещё спустя пятьдесят семь кадров «Кодаколора» мы пили чай.
— Чем занимается Марси сегодня? — поинтересовался я. Мне хотелось облегчить задачу Джону, который, в конце концов был администратором, а не гидом.
— Встречается с директорами фабрик, — ответил он.
— У Биннендэйлов есть свои фабрики?
— Не совсем свои. У нас просто эксклюзивные контракты. Это ключевое звено наших операций. То, что мы называем Гонконгским лезвием.
— И что же это?
— Люди. Или, как вы говорите в Штатах рабочая сила. Рабочий в США получает в день больше, чем гонконгский — в неделю. Другие — и того меньше.
— Какие другие?
— Не могут же подростки рассчитывать на взрослую зарплату. Они вполне счастливы получать половину. А в результате получается отличное платье, Made in USA, в несколько раз дешевле американских или европейских цен.
— Понимаю. Это круто.
Джон казался довольным тем, что мне удалось вникнуть в тонкости гонконгского «лезвия». О рабочей силе в путеводителях не говорилось ни слова, так что я рад был воспользоваться случаем.
— Например, — продолжал Джон, — когда двое претендуют на то же место, они могут договориться и поделить зарплату. Тем самым, работу получат оба.
— Неслабо, — сказал я.
— Неслабо, — улыбнулся он, оценив мой американский жаргон.
— Но это значит, что каждый работает полный рабочий день за половинную плату.
— Они не жалуются, — ответил мистер Хсианг, принимая счёт, — теперь проедемся по окрестностям?
— Эй, Джон, я бы осмотрел фабрику. Это возможно?
— Их в Гонконге тридцать тысяч, так что — вполне. Есть довольно большие, есть чисто семейные. Что вам нравится?
— Как насчёт небольшой экскурсии по фабрикам Марси?
— Эй-о'кэй, — ответил он.
Первая остановка оказалась в окрестности Каулуна, которую вы не найдёте ни на одной из открыток Гонконга. Тесной. Грязной. Солнце почти не попадало сюда. Нам приходилось прокладывать себе дорогу среди толп людей, теснившихся на улицах.
— Станция Номер Один, — объявил Джон, после того, как мы припарковались во дворе, — изготовление рубашек.
Мы вошли.
И внезапно я обнаружил, что попал в XIX век. В Фолл Ривер, штат Массачусетс.
Это была потогонная фабрика.
И, чёрт побери, другого подходящего слова у меня не нашлось. Потогонка.
Тесная, тёмная и душная.
Несколько десятков женщин лихорадочно работали, склонившись над швейными машинками.
Всё это в тишине, нарушаемой только щёлканием и гулом, говорившими о продуктивности.
Точно, как на фабриках Амоса Бэрретта.
Куратор поспешил к нам, чтобы приветствовать Джона и меня, западного гостя. Мы начали осмотр. А посмотреть было на что. Максимум зрелищ при минимуме места.
Куратор болтал на китайском. Джон объяснил мне, что тот гордится тем, как эффективно могут его леди производить продукцию.
— Рубашки у них получаются потрясающие, — прокомментировал Джон.
Он остановился и показал на женскую фигуру, торопливо скармливающую рукава рубашек в алчные челюсти машины.
— Смотрите. Фантастическая двойная строчка. Высочайшее качество. Сегодня в Штатах вы такого уже не найдёте.
Я посмотрел.
К сожалению, Джон выбрал не слишком удачный пример. Не в плане работы, но работницы.
— Сколько лет этой девочке? — спросил я.
Девочка молча работала, не обращая на нас ни малейшего внимания. Ну может, чуть прибавила темп.
— Ей четырнадцать, — сообщил куратор .