— Продай магазины.
Она чуть не уронила кофе.
— Что-о?
— Послушай, Марси, я уже могу написать диссертацию об образе жизни президента торговой сети. Это непрерывное движение, непрерывные перемены, постоянно включённые двигатели.
— Всё очень верно.
— О'кэй, всё это может и необходимо для бизнеса, но для взаимоотношений нужно нечто совершено противоположное. Очень много времени и очень мало поездок.
Марси не отвечала. Так что можно было продолжать лекцию:
— Следовательно, — радостно закончил я, — продавай все свои магазины. Мы оборудуем тебе роскошный офис консультанта в том городе, где тебе понравится. Я тоже открою практику. И, может быть, мы пустим там корни. И вырастим ещё несколько маленьких крошек.
— Мечтатель, — рассмеялась Марси.
— А ты — куча гуано, — ответил я, — Ты всё ещё влюблена в свою собственную власть.
Это не прозвучало ни обвинением, ни оскорблением. Хотя и было чистой, чёрт её побери, правдой.
— Эй, — сказала она, — ты проверял меня.
— Проверял. И ты провалилась.
— Ты нахальный эгоист, — игриво заключила она.
Я кивнул.
— Я всего лишь человек.
Марси посмотрела на меня.
— Но ты останешься со мной?..
— Снег начинает таять, — ответил я.
А потом мы встали и, взявшись за руки, вернулись в машину.
И поехали в Денвер. Где снега не было вовсе.
31
В Нью-Йорк мы вернулись вечером в среду. К тому времени Марси смогла навести порядок в денверском представительстве, и нам даже удалось ещё раз сыграть в снежки. Но суперэго восторжествовало. Снова надо было работать. И я даже смог немного помочь Барри Поллаку на его финишной прямой (мы держали связь по телефону).
Очередь к такси казалась бесконечной, и мы здорово замёрзли. Наконец подошла наша очередь. Перед нами возникло что-то вроде побитой консервной банки жёлтого цвета. Другими словами — нью-йоркское такси.
— В Квинс не еду, — буркнул водитель вместо приветствия.
— Я тоже, — ответил я, дёргая искалеченную дверцу, — так что едем на Шестьдесят Четвёртую, Ист, дом двадцать три.
Мы оба находились внутри. Так что теперь закон обязывал доставить нас по упомянутому адресу.
— Давайте лучше на Восемьдесят Шестую, Ист, пять-ноль-четыре.
Что?
Это поразительное предложение исходило от Марси.
— Кто, чёрт побери, живёт там? — спросил я.
— Мы, — улыбнулась она.
— Мы?!
— Парень, у тебя что, — поинтересовался таксист, — амнезия?
— А ты кто, — нашёлся я, — Вуди Аллен?
— По крайней мере, я помню, где живу, — выдвинул он довод в своё оправдание.
К тому времени остальные таксисты вдохновляли нашего выйти в рейс — при помощи дикой какофонии сигналов и ругательств.
— О'кэй, куда? — потребовал он.
— Восемьдесят Шестая, Ист, — сказала Марси. И добавила шепотом, что объяснит мне по дороге. Как минимум, это стало для меня сюрпризом.
Это было то, что военные называют ДМЗ — демилитаризованная зона. Идея принадлежала Марси — найти квартиру, которая не принадлежала бы ни ей, ни мне, ни даже нам обоим и была бы чем-то вроде нейтральной территории.
О'кэй. В этом был резон. Хватит с нас той крысиной квартирки. И в любом случае Марси выдержала испытание ею.
— Ну как? — спросила Марси.
Однозначно, место было великолепное. Хочу сказать, что выглядело оно точно, как на тех образцах, на верхних этажах «Биннендэйл». Я насмотрелся молодых пар, рассматривающих эти квартиры и мечтающих: «Эх, если б мы могли жить так же».
Марси показала мне гостиную, кухню, выложенную кафелем («Я пойду на кулинарные курсы, Оливер», её будущий офис, потом спальню королевских размеров, и, в конце концов, главный сюрприз: мой офис).
Да. У нас было два рабочих кабинета: Его и Её. Кожи на обивку моего пошло, наверное, целое стадо. Полки, сверкающие стеклом и кожей для моих книг. Комбинированное освещение. Всё, что может прийти в голову.
— Ну как? — переспросила она, ожидая хвалебной песни.
— Невероятно, — сказал я. Не понимая, почему чувствую себя так, будто мы играем в спектакле. Написанном ею.
И почему это вообще должно иметь значение.
— Что вы чувствуете?
В моё отсутствие методы доктора Лондона не претерпели изменений.
— Послушайте, мы вместе снимаем квартиру.
Брось, сказал я себе, «Кто платит» — это не чувство. И даже не то, что меня по-настоящему беспокоило.
— Это не эго, доктор. Проблема в способе, которым она... распоряжается нашими жизнями.
Пауза.
— Послушайте, мне не нужен дизайнер. И романтическое освещение. Как она не понимает, что всё это чепуха? Дженни купила нам чуть побитую мебель, скрипящую кровать и обшарпанный стол — и всё это за девяносто семь баксов! Единственными, кто заходил к нам на ужин, были тараканы. Зимой там дуло. По запаху мы точно могли сказать, что ели на обед соседи. Это была законченная развалюха.
Опять пауза.
— Но мы были счастливы, и я не обращал на это внимания. То есть, обращал иногда — например, когда сломалась ножка кровати. И мы смеялись.
Новая пауза. Оливер, что ты хочешь сказать?
Кажется, что мне не нравится новая квартира Марси.
* * *
Да, мой новый офис — просто чудо. Но когда нужно подумать, я возвращаюсь в свой старый полуподвал. Где и сейчас стоят мои книги. Куда до сих пор приходят счета. И куда я ухожу, пока Марси не бывает в городе.
А, поскольку идёт отсчёт последних дни перед Рождеством, Марси как обычно в отъезде. На сей раз в Чикаго.
Мне плохо.
Потому что этой ночью я должен работать. И не могу делать этого в домике мечты на Восемьдесят Шестой. Потому что весь Нью-Йорк сегодня в рождественских украшениях. А к моим услугам целых две квартиры — чтобы быть одному. И мне стыдно просто поболтать с Филом. Из-за страха признать, что я одинок.
Итак, на дворе 12-ое декабря, Бэрретт в своём полуподвальном убежище, роется в пыльных томах в поиске нужных прецедентов. И убивает время, вернуть которое не в силах.
Когда работа лечит, или, хотя бы оглушает, она на самом деле затягивает. Но благодаря свежеобретённому умению самоанализа, у меня не получается анализировать ничего другого. Я даже не могу сосредоточиться. И вместо дела «Мейстер против штата Джорджия» изучаю себя.