– Жди! – сурово приказала Лисова. Ничего себе номер! Сбросил на нее этот дурацкий горшок и сразу бежать намылился.
Она последний раз тряхнула цветок и поставила его на подоконник. Как раз в то самое место, где он раньше стоял. Там еще остался темно-желтый кружок от поддона, который вечно был перелит – слишком много народа стремилось поупражняться с лейкой.
Швабра размазывала грязь по полу. Тряпка от доски добавила белых разводов. Выездной Хэллоуин. Ведьмы резвятся. День грязи. Выберите понравившееся название.
– Чего? Всё? – Щукин напряженно вслушивался в тишину школы. С пятого этажа можно спуститься только по этой лестнице. По ней же поднимется химичка. Только на четвертом этаже можно будет перейти на другую сторону.
Ира последний раз сполоснула тряпку, провела по полу и столу. Если бы Господь Бог решил усложнить ей жизнь, то ничего более оригинального, чем щукинская затея с фиалкой не понадобилось бы. Подхватила свою сумку, оставляя на столе пудреницу.
– Давай быстрей!
Лешка подсунул под шпингалет линейку. Оставалось соединить створки, чтобы язычок закрытого замка вошел в паз, и убрать линейку. Шпингалет упадает обратно – и дверь вновь будет заперта.
Щелчок. Дверь заперта. В закутке, как всегда, темень.
– Слушай! – быстро зашептал Лешка, на ощупь отыскивая руку Лисовой. – Спасибо. – Ладонь у него была горячая, как будто из бани вышел. Пальцы чуть подрагивали. – Ну, короче… – Он шевельнулся, задел Иру плечом. – Спасибо! Семь желаний – как всегда.
Он побежал к лестнице. Ира пошла за ним, в спине опять что-то болезненно щелкнуло. На что же она налетела? Вроде бы парты сдвинуты не были. И уже на четвертом этаже сообразила – она-то куда бежит? Ей как раз надо остаться в кабинете, чтобы не напугать учительницу своим отсутствием. Если исчезновение Щукина с Пулейкиным химичка пережила, то пропажа Иры так просто не пройдет.
Лешка бухал своими ботинками в районе первого этажа. Ира остановилась.
Черт! Что за манера влипать в истории? А может, Щукин прав? Любая проблема решается быстрым бегом?
И она побежала. Боль в спине скоро прошла. Вылетела на улицу, оставила за спиной крайние деревья парка, оглянулась.
Отсюда были хорошо видны окна кабинета химии на пятом этаже. Вон они. Подоконники уставлены цветами, в лаборантской плотная штора, шкаф в крайнем окне кабинета виднеется. От дождей пятиэтажное здание гимназии посерело и как будто стало меньше, скособочилось. Решетка перед входом слегка гудела от ветра. В окнах отражалось серое небо. Ступеньки крыльца потрескались. Кусты акации справа и слева от него были поломаны и засыпаны мусором.
А вообще – правильно. Нет человека, нет проблемы. Это Щукин хорошо придумал. Ни с кем ни о чем не спорить, ничего не доказывать. Спрятался на время, и вопрос решился сам собой.
Не будет она никому мстить. Пускай Курбанова спит спокойно, не боится она ее бойкота.
Нет, нет, Игорь Дмитриевич прав. Мстить не надо. Надо говорить. Надо договариваться. Надо слышать других.
Лисова уже давно шла прочь от школы. Через дорогу, дворами, оставила за спиной налоговую инспекцию и здание детского сада, перешла перекресток, обогнула сберкассу, миновала аптеку. И только когда пятиэтажка показала свой облезлый край из-за новеньких высоток, Ира поняла, что идет к Кате. Поговорить. Все обычно убегают, так ничего и не решив. А она сделает по-другому.
Небольшой бугорок, дорожка для проезда машин. Окно около подъезда, как всегда, не зашторено. Но сейчас на кухне никого. Соседнее окно темное. А дальше свет. Ира нашла в кармане мелочь, выбрала монету покрупнее и бросила в стекло.
Штора тут же дернулась. Катя, подслеповато щурясь, выглянула на улицу.
Они долго смотрели друг на друга. Наконец, Ира показала руками, что хочет войти. Катя, словно опомнившись, кивнула.
– Я болею, – сразу предупредила Сергеенко, впуская подругу в темную прихожую, завешанную куртками и пальто. – Кто тебя так? – разглядела она синяк.
– Курбанова решила, что я за Щукиным бегаю. Кинулась на меня с кулаками.
– А Никита мне позавчера весь вечер пел, что ты в него влюблена, что прохода ему не даешь.
Катя и правда выглядела неважно, все запахивалась в свой махровый халат, подтягивала его под горло.
– Вы все-таки не поехали в Тучково?
Сергеенко знакомо поморщилась, утомленно махнула рукой и побрела в комнату. Ира вдруг с болью поняла, что не хочет расставаться с подругой, не хочет терять ту дружбу, что у них получалась. Но удерживать было нечего. Все закончилось. Красивая была игра. И она сама виновата, что пошла на нее.
– Жалко Никиту, хороший был мальчик, – крикнула она, разуваясь.
В комнате на столе лежала знакомая открытая тетрадь, рядом мерцал экран компьютера. На ней зависла какая-то игра. Катя, как всегда, оставалась Катей.
– Забирай, если понравился. – Катя утомленно села на разобранную кровать.
– И почему в тебя все влюблены?
– Дураки потому что. – Катя закашлялась.
– Может, все-таки расскажешь – зачем тебе все это понадобилось? Могла ведь просто сказать, что я тебе надоела.
– Не надоела! Я сама не знала, что все так получится. Хотела расшевелить тебя. А ты стала мне подыгрывать. Потом уж все складывалось одно к одному.
Ира молчала. Нет, не она одна была во всем этом виновата.
– А ведь здорово влюбляться! – устало прошептала Сергеенко.
– Это ты о чем?
– В романе самое интересное – начало. Когда все только-только. Да?
– Да, – машинально согласилась Ира.
– А я с Валеркой теперь встречаюсь, – сообщила Катя.
Вспомнился вечно ржущий долговязый парень в очках Гарри Поттера.
– Он скоро придет. Можешь остаться. Вы же знакомы.
– Зачем? – Ей было интересно услышать ответ на свой вопрос, ей не было дела ни до какого Валеры.
– Понимаешь, захотелось посмотреть на все это со стороны.
– Ты чего, с ума сошла?
– Да ладно. Ты сидела такая тоскливая. Потом этот дождь. Я с тобой поделилась своим чувством. Ты испытывала, что и я! Это же было здорово. И в романе все стало получаться. Никто же не знал, что ты все так серьезно воспримешь.
– А Никита тебе, значит, серенады пел под окном? И записки писал? И фотография у тебя его была? Что получала ты, то и выдавала мне?
– Все же стандартное. Я думала, ты сразу поймешь. А ты вдруг стала что-то на листочках строчить.
Ира пошла обратно к выходу.
– Обиделась, что ли?
– Значит, тебе любовь важнее нашей дружбы? – со злобой выкрикнула она.
– Да при чем здесь дружба? Тебе нравилось быть влюбленной!