— Жена?! — Лере казалось, что она дочитывает последние
строки Мелиссиного детектива и все это — просто сцена из романа, и больше
ничего.
Ничего. Ничего…
Обойдется.
— Жена Германа Садовникова, очень богатая женщина, мечтала
избавиться от мужа, который в грош ее не ставил и ноги об нее вытирал, так это
говорится в русском фольклоре?
— Да черт с ним, с фольклором! — закричала Лера. — Как это
может быть?!
— Она наняла шайку авантюристов, и они, между прочим, все
сделали, как надо. Если бы в дело не оказался замешан я, правоохранительные
органы еще несколько лет искали преступника, и скорее всего не нашли бы.
Ограничились бы тем, что посадили кого-нибудь вовсе не имеющего к нему
отношения — ваших программистов или креативного директора, и дело с концом. А Полянский
через две недели улетел бы в отпуск и никогда из него не вернулся. Вот и все.
Но вмешалась моя служба безопасности и испортила так хорошо задуманный и даже
реализованный план. — Баширов подумал и добавил, справедливости ради: — Моя и
Тимофея Ильича Кольцова. Тоже ребята профессиональные.
— Вы ничего не докажете, — сказал Полянский. Он был бледен.
— Никогда.
— Да это и не моя задача, любезнейший, — пожал плечами
Баширов. — Посмотрим. Думаю, что постепенно и доказательства соберутся. Мне
ведь главное, чтобы я точно знал, что произошло. Я точно знаю.
Все молчали. По небу за окном плыли белые облака.
— Да! — вдруг спохватился Баширов и полез во внутренний
карман льняного пиджака. — Хорошо, что я вспомнил.
Он достал какую-то бумажку, сложенную пополам, и через
головы протянул Гудковой.
— Это адрес детского дома в Гатчине, где находится ваш сын.
Тамила Гудкова взялась рукой за Константинова. Глаза у нее
стали немного больше лица.
— Темная история, и мы списали ее на то, что произошла она
несколько лет назад, когда в нашем го сударстве был… беспорядок, — Баширов
сдержанно улыбнулся, и из его улыбки следовало, что теперь-то в государстве
порядок почти идеальный. — Его собирались переправить приемным родителям за
границу. Здоровый ребенок с хорошей родословной и отличными генами!.. Для этого
его подменили на мертворожденного, сына какой-то наркоманки, которая, кажется,
даже не заметила, что у нее родился мертвый ребенок.
Тамила Гудкова поднялась, все еще держась за Константинова,
и шагнула вперед. Бумажку из руки Баширова она так и не взяла.
— Сделка сорвалась, кажется, из-за того, что директор Дома
малютки, который собирался продать вашего ребенка, умер от разрыва сердца прямо
у себя в кровати. Бог все видит, — пояснил Ахмет Салманович. — И никогда не
опаздывает. Поэтому ваш малыш остался в детском доме, где он находится по сей
день. Вы можете поехать и забрать его хоть завтра.
Константинов тоже поднялся, выхватил у Баширова бумажку и
сунул ее в карман.
— Мы лучше сегодня, — сказал он быстро. — Чего тянуть-то?
Спасибо, Ахмет Салманович.
— Тамилочка, держись, — попросила Лера Любанова. — Держись.
Тебе немного осталось.
И тут все как-то очень быстро исчезли из кабинета — кто
куда.
Тамила с Константиновым выскочили так, как будто за ними
гнались, Полянского забрали охранники Баширова, недоумевающий Левушка Торц
выплыл, высоко подняв плечи, и Марьяна убежала, и бандерлоги, пятясь, канули за
дверь.
Лера и Баширов остались одни.
— Я жду, — сказал Ахмет. — У вас было время до вечера. Уже
вечер. Вы приняли решение?
* * *
Василий Артемьев обнаружил, что у него выключен телефон,
только под вечер. Он целый день провел без телефона и даже не догадался
посмотреть, работает тот или не работает!
Он приехал домой, обнаружил, что любимой нет, приготовил
ужин и стал ждать. Ждал он довольно долго, а есть хотелось невыносимо, и тогда
он съел свой кусок мяса и выпил свою кружку чаю, решив, что, когда она
вернется, поужинает еще раз.
Он сел к компьютеру, посмотрел свою почту, поковырялся в
договорах — какой там начальник металлургического производства, в каждой бочке
затычка он, и больше ничего! И тут его неудержимо потянуло в сон.
Он сильно нервничал в последние дни, почти не спал, и теперь
глаза просто слипались. Подперев голову рукой, чтобы не падала, он еще
некоторое время таращился в монитор, силясь читать, но буквы сливались перед
глазами.
И тогда он решил, что поспит немного. Мелисса всегда над ним
смеялась, когда он спал днем, и называла его каким-то Псоем Псоевичем из
Островского. Псой Псоевич, как понял Артемьев, был купец и только и делал, что
спал. Артемьев оскорблялся и начинал длинно объяснять ей, что он так устроен,
что когда ему хочется спать, то просто жизнь не в жизнь, но она все равно над
ним смеялась. Он решил, что поспит совсем немного, до ее приезда, дополз до
дивана в гостиной, рухнул и заснул, и ему снились какие-то странные сны.
Василий проснулся, когда за окнами синело, и некоторое время
не мог понять, сколько же он спал, утро уже или все еще вечер. Он сел на
диване, потряс головой, потер глаза и щеки, закурил и посмотрел на часы.
Было около половины одиннадцатого.
Мелисса давно должна быть дома. Куда ее опять унесло?!
Ну да, да, утром он сказал ей что-то такое не слишком
приятное, но не потому, что хотел ее оскорбить, а потому, что испугался до
смерти. Он испугался, еще когда она пропала, и с тех пор всего боялся!..
Все было так просто, так легко… до нее, и все так фатально и
необратимо изменилось. И он понятия не имел, рад он этому или не рад.
Кажется, нет, не рад.
Теперь он твердо знал, что не спасется — он обречен на нее,
как на казнь, и вся его жизнь теперь зависит от нее. Он даже представить себе
не мог, что они когда-нибудь расстанутся, хотя время от времени утешал себя
тем, что переживет разрыв, если он случится, и начнет все сначала.
Не начнет.
Вернее, может быть, и начнет, но только это будет уже не он.
Василию Артемьеву всегда сомнительной представлялась идея
клонирования, ибо особь, которая должна будет появиться на свет в результате
такой процедуры, особь, совпадающая с исходником точечка в точечку не только
цветом волос и глаз, а также строением черепа, но и всеми молекулами и атомами
совпадающая, все же будет совершенно самостоятельной единицей.
Клон Василия Артемьева, возможно, будет точной копией
Василия Артемьева, но уж точно не им самим. У клона будут какие-то другие
желания, потребности, чувства и мысли, несмотря на то, что молекулы и атомы
останутся прежними.