Она нажала кнопку отбоя на телефоне и вздохнула.
Галочка и Раечка придвинулись еще ближе и смотрели на нее с
жадным любопытством.
— Ой, а кто ж это такой… Вася? Вот вы сейчас говорили!.. Это
ваш муж, да?
— Да, — буркнула Мелисса.
— Вот я тебе говорила, что грудь у нее натуральная и муж у
нее есть. А дети у вас есть?..
Рядом с ней вдруг резко загремел стул, так что ноутбук
сдвинулся и наехал ей на ногу, и усевшийся напротив мужчина загородил ее спиной
от любознательных тетушек.
— Что ж ты себе даже грудь не спроворила какую следует? —
весело удивился мужик. — Общественность волнуется. Вот объясни общественности,
почему у тебя ни фига не силиконовая грудь!
— Привет, — сказала Мелисса и поправила под столом ноутбук.
— Здорово.
Его звали Герман Садовников, и он был лидером какой-то
политической партии со смешным названием, то ли «Россия справа», то ли «Правая
жизнь», то ли еще что-то в этом духе. Он был шикарный, широкий и высокий, в
сером распахнутом плаще, в дорогом костюме, и даже носовой платочек выглядывал
из кармана, и пахло от него сигарами и дорогой парфюмерией, все как положено.
Мелисса его ненавидела.
— Коля, — приказал он неприметному молодому человеку в
дешевом костюме и бордовом галстуке, охраннику, должно быть, — закажи нам кофе
и два двойных виски. Ты все еще пьешь виски?
— Пью, — с ненавистью сказала Мелисса.
— Вот и отлично.
Он повозился на стуле, устраиваясь поудобнее, глянул на
тетушек-поклонниц и шутливо на них прикрикнул:
— Брысь!
Тетушки засуетились, ринулись в разные стороны и быстро
пропали в толпе.
Герман повернулся, откинулся на спину, склонил голову набок
и стал рассматривать Мелиссу.
— Хороша, — оценил он через некоторое время. — Разъелась
малость, но по-прежнему хороша. А что же диеты, не помогают?
Она молчала, смотрела ему в лицо.
— А мне помогают, — поделился Герман. — Я в прошлом году
пятнадцать килограммов сбросил. Впрочем, я дорого худел, по гемокоду. По группе
крови.
— Это я знаю, — сказала Мелисса. — Это когда за пятьсот
долларов тебе пишут, что нельзя есть булки и жирную свинину и запивать
газированной водой. Это хорошее дело.
— Все язвишь?
— Да где мне!
Подскочила девушка, прибрала со стола грязные стаканы,
вытерла исцарапанную пластмассу и посмотрела преданно.
— Вам чего, милая? — спросил Герман.
— Мне автограф бы, — смущенно пролепетала девушка, которая
ни за что не соглашалась принять Мелиссин заказ «со столика», — ой, вы знаете,
как я вас люблю! Все-все перечитала, и мама вас любит тоже! И передачу мы вашу
смотрим с удовольствием.
— Спасибо, — сказала Мелисса и потянулась за блокнотиком. —
Как зовут вашу маму?..
— Я и вас знаю, — радостно сообщила девушка Герману
Садовникову, пока Мелисса старательно выводила «с наилучшими пожеланиями», — вы
из Думы, да?
— Да, — сказал Садовников не слишком любезно. Как видно,
привык быть в центре внимания, и теперь его задело, что Мелисса его затмила. —
И пепельницу нам подайте.
— Да здесь вообще-то нельзя курить, — сказала девушка, — но
только для вас подам.
— Спасибо, — поблагодарила Мелисса и протянула листочки с
«наилучшими пожеланиями». — Спасибо вам большое!
— А ты, оказывается, популярна.
— Да, — сказала Мелисса Синеокова твердо. — Я популярна.
— Ну молодец, — лениво протянул Герман. — Ты знаешь, я рад,
что из тебя что-то вышло. Очень рад. Честно сказать, не ожидал. Думал,
останешься ты жопастой дурой, и все.
Она молчала, смотрела на него.
Сколько лет прошло, и не больно уже, и не страшно, и все
позади, а все равно внутри как будто вдруг что-то мелко затряслось.
Какой-то жизненно важный механизм засбоил, стал работать в
аварийном режиме, замигал всеми аварийными лампочками. Вот сейчас остановится,
захлебнется, и с ней что-нибудь случится — в обморок бухнется или упадет,
заплачет и начнет биться.
Все возможно. В присутствии этого человека возможно все.
Она посмотрела на свои пальцы, сжавшие телефон, и приказала
им разжаться. Они не разжались, и тогда другой рукой она отлепила пальцы от
аппарата.
Герман наблюдал за ней.
— Дурочка, — фыркнул он. — Вот дурочка-то! Все такая же
истеричка?
Ему нравилось, что он… действует на нее, а в том, что
«действует», не было никаких сомнений. Он вспоминал о ней очень редко, только
когда случайно видел по телевизору или на каких-то светских мероприятиях.
Подходить не решался: кто ее знает, она всегда могла ляпнуть что-нибудь
оскорбительное, себе дороже! Но воспоминания были сладкие, волнующие, душные и
притягательные. Все-таки тогда все было по-другому, он был молодой, горячий, и
вся жизнь была впереди — ах, время, время, времечко!..
Девушка, метавшаяся от барной стойки к их столику,
последовательно выставила пепельницу, два пластмассовых стаканчика — в каждом
по глотку янтарной, сильно пахнущей жидкости — и две чашки кофе с
пластмассовыми ложечками на блюдце.
— Объявляется посадка на рейс 486 до Санкт-Петербурга, —
усталым голосом сообщил динамик. — Просим пройти на посадку, выход номер
десять.
— Еще посидим, — решил Садовников. — Куда нам торопиться!
Ну, твое здоровье!
Он опрокинул в себя стаканчик, подышал, как будто хлебнул
самогону, и опять откинулся на спинку стула.
— Что ж ты не через депутатский зал? — спросила Мелисса. —
Или ты уже не депутат?
—Я-то? Я депутат. Фракция «Россия Правая», слыхала? Так вот,
я ее лидер.
— Слыхала, — согласилась Мелисса и глотнула виски. — Вы на
прошлых выборах едва-едва свои четыре процента набрали.
— Это ты так меня подкалываешь, да?
— Нет.
— Дурочка, — с удовольствием сказал Герман и даже засмеялся
от удовольствия. — Нет, все вы бабы — дуры! Чем дольше живу, тем больше в этом
убеждаюсь. А через депутатский зал я принципиально не летаю. Чего я там не
видал? А здесь я… с народом рядом!
— Ря-ядом, — протянула Мелисса. — Извини, Герман, мне нужно
идти. Уже посадку объявили.
— Да никуда он не денется, самолет этот, — сказал
Садовников. — Без нас не улетят. Коля, еще виски закажи там. Ну, а как вообще
жизнь? Ну, что ты прославилась, я знаю, это все знают, а жизнь как? Семья?
Дети?