Имелся среди них и своего рода феномен – надзиратель Ленка, мясистая женщина-вамп, соблазнявшая без стеснения всех подряд. Она напропалую кокетничала с публикой, вертела задом перед надзирателями, даже заключенных пыталась дразнить пышной грудью и глубоким вырезом, посылая многозначительные взгляды тем, кого била и оскорбляла. В удушливой атмосфере передачи эта откровенная нимфомания служила одним из центров интереса, отталкивающим и притягательным одновременно.
* * *
Заключенных объединяло со зрителями и то, что они не знали имен товарищей по несчастью. А знать хотелось, поскольку потребность в дружбе и поддержке была очень сильна, но все инстинктивно понимали, что такое знание опасно.
Скоро они получили тому весомое подтверждение.
Надзирательница Здена все чаще и чаще оказывалась неподалеку от СКЗ-114. Инструкции оставались прежними: если хочешь кому-нибудь ни за что ни про что врезать – бей красотку.
Опираясь на это предписание, Здена могла, как бы по долгу службы, вволю куражиться над Панноникой. Тут ее надзирательское рвение не знало границ. Не нарушая, разумеется, приказа не уродовать и не калечить, она била ее гораздо чаще, чем полагалось.
Организаторы отметили это обстоятельство. Такой расклад не вызывал у них возражений: получались отличные эпизоды, когда воплощение скотской грубости, каковое являла собою Здена, обрушивалось на волнующую нежность Панноники.
Не придали они значения и другому симптому одержимости Здены – та непрестанно выкрикивала имя, точнее, номер своей жертвы:
– А ну встань, СКЗ-114!
Или:
– Вот я сейчас научу тебя дисциплине, СКЗ-114!
Или:
– Дождешься у меня, СКЗ-114!
И даже простой окрик был весьма красноречив:
– СКЗ-114!
Время от времени, когда она уже не в силах была хлестать прекрасное тело Панноники, она швыряла ее на землю, шипя:
– Ладно, хватит на сегодня, СКЗ-114!
Панноника проявляла чудеса мужества. Она стискивала зубы, чтобы скрыть боль, не выдать себя даже шумным вздохом.
В бригаде Панноники был человек лет тридцати, которого эти истязания приводили в бешенство. Ему в тысячу раз легче было бы сносить побои самому, чем видеть постоянные муки Панноники. Как-то вечером после работы ЭРЖ-327 (так этот человек именовался в лагере) подошел к ней:
– Она преследует вас, СКЗ-114. На это невозможно смотреть.
– Не она, так другая. Или другой.
– Но я бы предпочел, чтобы били другого, не вас.
– Что ж я могу поделать, ЭРЖ-327?
– Не знаю. Хотите, я попробую с ней поговорить?
– Вы же знаете, что у вас нет на это права и она только озвереет еще больше.
– А если вам самой с ней поговорить?
– У меня прав столько же, сколько и у вас.
– Не факт. Надзиратель Здена зациклена на вас.
– Не стану же я играть в ее игры!
– Понимаю.
Они разговаривали шепотом, чтобы вездесущие микрофоны не засекли их разговор.
– СКЗ-114, могу ли я узнать, как вас зовут?
– В других обстоятельствах я бы с радостью вам сказала. Но здесь, как мне кажется, это было бы крайне неблагоразумно.
– Почему? Я, например, если хотите, готов сказать вам, что меня зовут…
– ЭРЖ-327. Вас зовут ЭРЖ-327.
– Это жестоко! Мне так хочется, чтобы вы знали мое имя. И знать ваше.
От волнения он стал говорить громче. Она приложила ему палец к губам. Его словно током ударило.
Надзирательницей Зденой владела та же страсть, что и ЭРЖ-327: она сгорала от желания узнать имя СКЗ-114. Сорок раз на дню выкрикивая ее номер, она чувствовала, что ей этого мало.
Не зря людям даются при рождении не номера, а имена: имя – ключ к человеку. Деликатное позвякивание в замочной скважине. Легкая металлическая музыка, за которой – возможность дара.
Номер для понимания другого то же, что паспорт, – ничто.
Здена пребывала в бессильной ярости, обнаружив предел своей власти: при всех огромных, чудовищных правах на заключенную СКЗ-114 узнать ее имя оказалось нереально. Оно нигде не значилось, документы узников сожгли сразу по прибытии в лагерь.
Как зовут СКЗ-114, Здена могла выведать только у нее самой.
Не будучи уверена, что такого рода вопрос допускается уставом, Здена робко приблизилась к Паннонике во время работ в тоннеле и шепотом, на ухо, спросила:
– А как тебя зовут?
Панноника изумленно повернулась к ней.
– Как тебя зовут? – еще раз прошептала надзирательница.
СКЗ-114 решительно помотала головой. И снова принялась сгребать камни.
Осознав свое поражение, Здена схватила кнут и обрушила град ударов на дерзкую узницу. Когда же она наконец в изнеможении остановилась, та, несмотря на жгучую боль, послала ей насмешливый взгляд, словно говоривший: «Думаешь, такими методами можно чего-то достичь?»
«Дура я, – подумала надзирательница. – Чтобы добиться того, что мне хочется, я ее избиваю. Идиотка ты, Здена. Хотя я не виновата: она меня дразнит, нервирует, вот я и выхожу из себя. Ну и поделом!»
Просматривая отснятый материал, Здена вдруг увидела, как СКЗ-114 разговаривает с ЭРЖ-327. Она стащила в аптеке пентотал и вколола ЭРЖ-327. «Сыворотка правды» развязала бедняге язык, и он начал говорить без умолку:
– Меня зовут Пьетро, Пьетро Ливи, мне действительно необходимо было это произнести, мне так нужно узнать, как зовут СКЗ-114, она правильно сделала, что мне не сказала, иначе я бы сейчас выболтал тебе ее имя, надзиратель Здена, я тебя ненавижу, ты воплощаешь все, что мне отвратительно, а СКЗ-114 – все, что я люблю: красоту, благородство, доброту, если б я мог, я б убил тебя, Здена…
Сочтя, что услышала достаточно, она кинулась на него с кулаками. Ее остановили организаторы: она не имела права истязать заключенных просто для собственного удовольствия.
– Делай, что угодно, надзиратель Здена, но перед камерой!
Что до пентотала, то его конфисковали.
«Не будь я самой большой кретинкой на свете, я бы вколола его СКЗ-114, – подумала Здена. – А теперь у меня его больше нет, и я не смогу узнать ее имя. Верно они написали в газете: я воплощение самодовольной глупости».
Впервые в жизни Здена осознала свою никчемность и устыдилась.
Она оставила избиения другим надзирателям. И без нее хватало изуверов, готовых оттянуться, стегая СКЗ-114.
Поначалу Здена сочла, что сделала шаг вперед. В ней заметно ослабла потребность крушить то, что смущало ее дух. Иногда она поколачивала других заключенных, дабы не сложилось впечатления, будто она прохлаждается. Но это просто так, для отвода глаз.