— Да успокойтесь вы.
— Как я могу успокоиться? Я не могу больше вас видеть!
— Так убейте меня. Отведите меня в туалет и долбаните меня там головой об стену. И на этом все кончится.
— Я не доставлю вам такого удовольствия, месье. Сейчас я позову полицию. Уверен, что она найдет способ, как вас прищучить. Десять лет назад еще не умели делать ДНК, но зато его делают теперь. Вы наверняка оставили что-то на месте преступления. Даже одного вашего волоса будет достаточно, чтобы уличить вас.
— Прекрасная мысль. Зовите полицию. И вы полагаете, что я буду ждать вас здесь?
— Вы пойдете со мной.
— Неужели вы думаете, что я соглашусь на это?
— Я приказываю вам идти со мной.
— Смех, да и только! И каким же образом вы заставите меня идти вместе с вами?
Судьбе было угодно, чтобы в эту минуту Жером увидел проходивших мимо двух полицейских. Он закричал:
— Полиция! Полиция!
Полицейские поспешили на крик, и одновременно сбежалась целая толпа зевак.
— Месье, арестуйте этого человека, — обратился Ангюст к полицейским, показывая на сидевшего рядом с ним Текселя.
— Какого человека? — спросил один из полицейских.
— Да вот этого! — настаивал Жером, тыча пальцем в ухмылявшегося Текстора.
Представители порядка недоуменно переглянулись между собой, а затем с немым вопросом уставились на Ангюста: «Он что, спятил?»
— Ваши документы, месье, — потребовал один из них.
— Что? — возмутился Жером. — Вы требуете у меня документы? Потребуйте их лучше у этого типа!
— Ваши документы! — грозно повторил полицейский.
Униженный и раздавленный, Ангюст предъявил паспорт. Полицейские внимательно изучили его, а затем вернули ему и строго предупредили:
— На первый раз вам это сойдет. Но больше так не шутите.
— Потребуйте документы у него! — продолжал настаивать Жером.
— Скажите спасибо, что перед вылетом не подвергают антиалкогольному контролю.
Полицейские ушли, оставив разъяренного Ангюста в полном недоумении. Все вокруг смотрели на него как на сумасшедшего. И тут снова захихикал голландец.
— Ты, наконец, понял, что происходит? — спросил Тексель.
— Кто вам позволил мне «тыкать»? Я с вами свиней не пас.
Текстор расхохотался. Все вокруг слушали этот разговор и с любопытством наблюдали за происходящим. Ангюст вскочил и в бешенстве заорал на зевак:
— А ну катитесь отсюда! И попробуйте только сюда сунуться! Я вам всем кости пересчитаю!
Вид у него был такой свирепый, что все немедленно разошлись. А сидевшие поблизости пересели подальше. И больше уже никто к нему не приближался.
— Браво, Жером! Здорово ты разбушевался! Я хоть и пас с тобой свиней, но таким тебя еще не видел.
— Я запрещаю мне «тыкать»!
— После всего, что мы с тобой вместе пережили, можешь мне тоже «тыкать».
— Об этом не может быть и речи.
— Но ведь я знаю тебя очень давно.
Жером посмотрел на часы.
— Менее двух часов.
— Я знаю тебя всю жизнь.
Ангюст впился глазами в лицо голландца.
— Текстор Тексель — это псевдоним? Вы учились со мной в одной школе?
— Разве ты не узнаешь своего маленького школьного товарища?
— Нет, это было так давно. Вы, видно, очень изменились.
— Как ты думаешь, почему меня не арестовала полиция?
— Не знаю. Может, вы известная и влиятельная фигура.
— А почему все вокруг смотрели на тебя как на сумасшедшего?
— Потому что так повела себя полиция.
— Ты так ничего и не понял.
— А что я должен понимать?
— Что рядом с тобой никого нет.
— Если вы считаете себя человеком-невидимкой, то почему же я вас вижу?
— Только ты один меня и видишь. Даже я себя не вижу.
— Месье, мне надоели ваши дешевые фокусы, и хватит мне «тыкать».
— Разве ты не имеешь право говорить «ты» самому себе?
— Что-что?
— Ты не ослышался. Я — это ты.
Жером с ужасом взглянул на голландца.
— Да, я — это ты, — повторил Текстор. — Я твоя часть. Ты эту часть не знаешь и стараешься ее не замечать, но она знает тебя лучше, чем кто-нибудь другой.
— Зря я обращался к полиции. Вы же душевнобольной, и вас нужно отправлять в психушку.
— Душевнобольной? Ты действительно живешь не в ладах с самим собой. Я уже столько раз пытался тебя просветить. Когда я рассказывал о внутреннем враге, я же намекнул, что не существую вне тебя, что это ты придумал меня. На что ты мне с великим апломбом ответил, что у тебя нет никакого внутреннего врага. Бедный Жером, как тебе не повезло! Тебе достался самый неуживчивый из всех внутренних врагов, то есть я.
— Вы не я, месье. Вас зовут Текстор Тексель, вы голландец, и вы самый ужасный приставала в мире.
— Почему эти замечательные качества не позволяют мне быть тобою?
— Ваша идентичность, национальность, личная история, физические и психические характеристики — все это принадлежит только вам, и никому другому.
— Знаешь, старина, ты не очень-то сообразителен и слишком поверхностно судишь о самом себе. Но это типично для человеческого мозга: концентрироваться на пустяках и упускать главное.
— А для чего понадобились все эти россказни о кошачьей бурде и прочее вранье, не имеющее ко мне никакого отношения?
— Тебе нужно было придумать меня совершенно не похожим на себя, чтобы поверить, что это не ты, не ты убил свою жену.
— Замолчите!
— К сожалению, уже не замолчу. Я и так слишком долго молчал. И последние десять лет молчать с каждым днем было все трудней.
— Не хочу больше вас слушать!
— Но ведь это ты заставляешь меня говорить. Сколько ты ни отгораживался от меня, больше не получается. Целых десять лет ты прожил, считая себя невиновным. Сегодня утром ты встал с постели и собрался лететь в Барселону. Ты мельком взглянул на календарь: двадцать четвертое марта тысяча девятьсот девяносто девятого года. Никакой тревожный звоночек не зазвонил в твоей голове. Это я напомнил тебе, что сегодня десятая годовщина твоего преступления.
— Но я не насиловал свою жену!
— Не насиловал. Но тебе очень хотелось ее изнасиловать, когда ты впервые увидел ее на кладбище Монмартра, двадцать лет назад. И ночью, во сне, тебе привиделось, что ты ее изнасиловал. Помнишь, в начале нашего разговора я сказал, что всегда поступаю так, как мне хочется. Я твоя часть, которая ни в чем себе не отказывает. Это я подарил тебе этот сон. Ни один закон не запрещает ночные фантазии. Некоторое время спустя ты на каком-то вечере снова встретил Изабель и заговорил с ней.