— Не волнуйтесь, я не буду вмешивать вас в эти истории. Но мне надо поговорить с Фубуки. Если я этого не сделаю, я просто взорвусь.
Мадемуазель Мори приняла моё приглашение с удивлённо-вежливым видом. Она последовала за мной. Зал заседаний был пуст, и мы обосновались там.
Я начала мягким уравновешенным голосом:
— Я думала, что мы друзья. Я не понимаю.
— Чего вы не понимаете?
— Вы станете отрицать, что донесли на меня?
— Мне нечего отрицать. Я выполнила предписание.
— Предписание было гораздо важнее дружбы?
— Дружба слишком громкое слово. Я бы скорее назвала это «хорошими отношениями между коллегами».
Она произнесла эти ужасные слова с невинно-любезным спокойствием.
— Понимаю. И вы полагаете, что наши отношения смогут оставаться хорошими после вашего поступка?
— Если вы извинитесь, я обещаю все забыть.
— Вам не откажешь в чувстве юмора, Фубуки.
— Это поразительно. Вы ведёте себя так, словно вы обижены, хотя сами совершили серьёзный проступок.
Я имела неосторожность выдать:
— Любопытно. Я думала, что японцы отличаются от китайцев.
Она посмотрела на меня, не понимая, а я продолжала:
— Да. Доносительство не дожидалось коммунизма, чтобы стать в Китае добродетелью. И даже сегодня сингапурские китайцы поощряют детей доносить на своих товарищей. Я думала, что у японцев ещё сохранилось чувство чести.
Без сомнения, я задела её, и это было моей ошибкой.
Она улыбнулась.
— Вы считаете себя в праве читать мне уроки морали?
— Как по вашему, Фубуки, почему я хотела поговорить с вами?
— По несознательности.
— Вы не допускаете, что я это сделала из желания помириться?
— Допустим. Извинитесь, и мы помиримся.
Я вздохнула.
— Вы умная и утончённая. Почему вы делаете вид, что не понимаете?
— Не будьте претенциозны, понять вас очень легко.
— Тем лучше. В таком случае, вам понятно моё возмущение.
— Я понимаю его и осуждаю. Это у меня были причины возмущаться вашим поведением. Вы добивались повышения, на которое не имели права.
— Допустим, я не имела на это права. Но вам-то, лично, что до этого? Моя удача ни в чём вас не ущемляла.
— Мне двадцать девять лет, а вам двадцать два. Я занимаю мой пост с прошлого года. Я боролась годами, чтобы его получить. А вы, вы мечтаете добиться того же за несколько недель?
— Так вот оно что! Вам нужно, чтобы я страдала. Вам не выносим чужой успех. Какое ребячество!
Она презрительно рассмеялась:
— А усугублять своё положение, как это делаете вы, по-вашему, признак зрелости? Я ваш руководитель. Вы полагаете, что имеете право так грубо разговаривать со мной?
— Вы мой руководитель, это верно. У меня нет никакого права, я знаю. Но я хотела, чтобы вы знали, как я разочарована. Я вас так уважала.
Она элегантно усмехнулась:
— Ну, я-то не разочарована. Я не питала к вам никакого уважения.
На следующее утро, когда я пришла в компанию Юмимото, мадемуазель Мори объявила мне о моём новом назначении:
— Вы будете работать здесь же, в бухгалтерии.
Мне стало смешно:
— Я, бухгалтер? Почему не воздушный гимнаст?
— Бухгалтер было бы слишком громко сказано. Я не считаю вас способной к бухгалтерской работе, — сказала она мне с жалостливой улыбкой.
Она показала мне большой ящик, в котором хранились счета за последние недели. Затем указала на шкаф, где были сложены огромные папки, на каждой из которых значилось название одного из одиннадцати отделов компании «Юмимото».
— У вас будет очень лёгкая работа, а значит, вполне вам доступная, — объяснила она мне педагогическим тоном. — Сначала вы должны будете сложить счета в хронологическом порядке. Затем вы определите по каждому счёту, к какому из отделов он относится. Возьмём, к примеру, вот этот: одиннадцать миллионов за финский эмменталь
[3]
— о, как забавно, это относится к отделу молочных продуктов. Вы берёте книгу счётов МП и переписываете в каждую колонку дату, название компании и сумму. Когда все счета будут переписаны и разложены, сложите их в этот ящик.
Приходилось признать, что это было несложно. Я удивилась:
— Данные не вводятся в компьютер?
— Вводятся. В конце месяца господин Унадзи сделает это. Ему придётся просто скопировать вашу работу: это займёт у него мало времени.
В первые дни я иногда колебалась в выборе поставщика. Я задавала Фубуки вопросы, и она всякий раз отвечала мне раздражённо-вежливо:
— Реминг Лтд, это что?
— Железонесодержащие металлы. Отдел ЖМ.
— Гюнцер ГМБХ, это что?
— Химические продукты. Отдел ХП.
Очень быстро я запомнила наизусть все компании и отделы, с которыми они работали. Задача казалась мне все более лёгкой. Работа была очень скучной, но меня это не огорчало, потому что это позволяло мне занять свой мозг чем-нибудь иным. Так, классифицируя счета, я частенько поднимала голову, чтобы помечтать, любуясь прелестными чертами моей доносчицы.
Проходили недели, и я становилась все спокойнее. Я называла это «счётной безмятежностью». Было мало различий между работой монаха переписчика в средние века и моей: я проводила дни напролёт, переписывая буквы и цифры. За всю жизнь мой мозг не был менее задействован, чем теперь, и я познала абсолютное спокойствие. Это был дзен счётных книг. Я удивлялась самой себе, думая, что если бы мне пришлось провести сорок лет за этим замечательным отупляющим занятием, меня бы это вполне устроило.
Кстати сказать, я уже имела глупость получить высшее образование. Но теперь мой мозг прекрасно обходился без интеллекта, он расцветал на почве бестолковых повторений. Я была обречена созерцать, теперь я знала это. Переписывать числа, любуясь красавицей, было счастьем.
Фубуки была совершенно права. С господином Тенси я ошиблась дорогой. Мой отчёт о масле подтверждал это. Мой мозг не был из породы завоевателей, а скорее относился к жвачным животным, пасущимся на лоне счётов в ожидании манны небесной. Как хорошо было жить без гордыни и разума. Я впала в спячку.
В конце месяца господин Унадзи пришёл, чтобы ввести мою работу в компьютер. Ему понадобилось два дня, чтобы скопировать мои колонны цифр и букв. Я испытывала смешную гордость от сознания, что являюсь нужным звеном в цепи.
Случаю, — или судьбе, — было угодно, чтобы господин Унадзи оставил папку отдела СП напоследок. Как и с первыми десятью книгами счётов он начал невозмутимо стучать по клавишам. Несколько минут спустя я услышала, как он воскликнул: