Журавлик по небу летит - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Кисельгоф cтр.№ 37

Раздался бешеный рев, и толпа ломанулась на волю. Я остался сидеть, с толпой мне было не по пути. Но перпендикулярно со мной думали не все, потому я снова оказался с Сарычевой, Сашкой и группой фанатов имени меня. Они ждали моих инструкций, я надеялся, что они уйдут в самоволку.

– Миша, ну пойдем за школу, – занудила Сарычева. – Мне надо с тобой поговорить.

– Сарычева, да не парь ты меня! – обозлился я. – Надо – здесь говори!

– Сарычева, давай! – захохотал Парамонов. – Мы все равно знаем, что ты скажешь.

– Миша, я люблю тебя, – передразнила Сарычеву ее лучшая подруга Пименова. Знаем мы лучших друзей!

Все заржали как больные лошади, я – нет. И Сарычева ошиблась.

– Люблю, – тихо повторила она и заглянула в мои глаза. Как овца!

– А я тебя – нет. Прости, Сарычева, – сказал я как нормальный человек. Мне было ее жалко, почти как себя.

– Почему? – спросила она дрожащим голосом.

– Нипочему! – рявкнул я. Какая ей разница? Я сам не знаю. Не нравится она мне! И мне ее не жаль.

– Урод! – Сарычева вылетела из кабинета в слезах, за ней Пименова. Лучший друг!

– Наш Миша любит девочку Лизу, – проблеяла лучшая сволочь.

– О! – возбудилась тусня. – Колись! Какая такая Лиза?

Я вдруг почувствовал, что меня морозит. От маковки до самой печени. Меня морозит от ненависти к самой лучшей сволочи, которую я знаю! Я схватил Шурца за грудки и припечатал его к столу.

– Заглохни, козел! Ты меня реально достал!

– А че тебя так колбасит? – усмехнулся он снизу, и его глазья царапнули меня ненавистью. – Лиза все еще девочка?

– Ха! – загоготала тусня. – А Миша все еще мальчик!

Мою голову взорвал красный туман, и мы свалились в бешеной драке. Я хотел его убить, и я его убил. Почти. Я сидел верхом на нем, воткнув его башку под лабораторный стол.

– Что, Сашок, – ухмыльнулся я, – ни в чем не везет?

– Сволочь! – с ожесточением крикнул он. – Ты мне никто! Я вас видел!

– И че? – засмеялся я. Я все понял, мне везло больше. Во всем.

– Пошел на…! – Он отдернул мои руки от своей груди. – Гонево – твой лучший друг!

– А! – заржал Лебедянский. – Телку не поделили!

– Какая она, эта Лиза? – загорелась сплетница Феклистова. – Ничего? Саш!

Сашка вдруг дернул головой, всхлипнул и заревел. Он плакал, закрыв лицо руками. Мы смотрели на него и молчали, а потом девчонки бросились его поднимать.

– Да идите вы! – крикнул он и ушел. Без сумки.

Я сгреб его шмотки и побежал за ним. Я думал, что потерял лучшего друга. И я не знал, что мне ему сказать.

– Что? – он обернулся.

На меня глядело лицо моего лучшего друга. Губа разбита, а у меня нет. Но это неважно. У меня было такое же потерянное лицо. Хоть и без разбитой губы.

– Ты не думай. У меня с ней ничего нет, – запинаясь, сказал я и зачем-то спросил: – Ты ей не звонил?

– Нет, – хмуро ответил он.

Я протянул ему руку, Сашка ее пожал. Вяло. И пошел в свою сторону. Не оглядываясь. Я долго смотрел ему в спину, а потом пошел в свою. Я потерял друга или нет? Она мне врала или Сашка? Я понял одно: разговор закончился бы не так, если бы у Сашки все было путем. И я знал точно – я тупой. Мне было паршиво, мерзее не бывает. Сволочью оказался я. И мое двойное «я» рухнуло к абсолютному нулю.

Я нуждался в аморфном сочувствии от любого объекта, потому пошел к маме и распластался на ее кровати.

– Что? – спросила она.

Я неопределенно повращал ладонью.

– Опять нахватал двоек?

– Нет.

– Сорвал урок? – напряглась она. – Снова в школу вызывают?

– При чем здесь школа? – Я начал заводиться. – Я вообще!

– У тебя вообще, у меня от тебя частности! – крикнула она.

– Ты че?

Блин! Я за помощью пришел, а меня отшивают. В грубой форме! И не кто-нибудь, а родная мать!

– Что ты опять натворил? – закричала она. – Что вы мне душу терзаете? Что вам всем надо? Что?!

– Да я просто пришел! – заорал я. – Иди ты, знаешь куда!

Я взлетел с кровати и хлопнул дверью. Мать стучала мне в дверь, я не открыл. Она извинялась, я нацепил наушники и врубил на всю мощь «The Cure». Заунывный готический рок с его мерным барабанным боем меланхолично влился в мое настроение, и я передумал жить.

Рядом со мной жила девчонка, из-за которой я почти потерял лучшего друга. Я должен ее ненавидеть, а вместо этого мне в голову лезет другое. Я как-то увидел Лизку на своей аэродинамической улице. Рано-рано утром. Солнце в голубой дымке, и она в голубом гало, как в светящемся шаре. Я подошел, она даже не обернулась. Смотрела мимо меня и водила пальцем по своим губам. Значит, о чем-то думала. Она всегда так делает.

– О чем думаем? – спросил я.

– Ни о чем, – не сразу ответила она.

– Вообще?

– Я чего-то хочу, – мечтательно произнесла она. – Очень хочу.

– Чего? – спросил я, как приклеенный глядя в ее глаза. Они туманились голубой дымкой, а моя голова туманилась от запаха молочных ирисок. – Скажи, чего?

– Не знаю, – горестно вздохнула она.

Так смешно! Я тогда рассмеялся. И сейчас смеюсь. Эхх! Голова моя, головенция! Короче, я попал. И так все ясно. Прости, Сашка.

Я засунул в рот молочную ириску и закрыл глаза. Вместе с запахом молочных ирисок ко мне пришла Лизка и глянула на меня своими огромными глазенапами. Во мне завиляла хвостом дурацкая щенячья радость. И я улыбнулся до самых ушей.

– Не знаю, – в ответ вздохнула она. Фекла!

А если она все же Сашку?.. Ой, я попал! Ой, попал! В малявку! Ну что с ней делать? Она же ни бе, ни ме… Ну почему мне так хреново, а я при этом улыбаюсь? Как последний придурок! Кто-нибудь скажет? Я вздохнул как старик. Голова вообще не варит. Как жить дальше?

Жить не хотелось, но приходилось. Я вышел в аэродинамическую трубу и увидел Лизку. Струсил, хотел уйти, но зачем-то остался. Она сидела на кровати, маленькая и худенькая. Голова опущена, хохолок поник, руки на коленях, а ладошки лодочкой. Я сел рядом и стал молчать. Нам обоим было не по себе, но ей хуже: она не повернула головы, а я повернул. У нее на ресницах висела прозрачная капля. Она сверкнула на солнце радугой, покатилась по распрекрасной щеке и упала на ее ладонь. И на меня накатило затмение мозга. Мне захотелось взять ее ладонь и дотронуться губами до того места, куда упала радужная капля. Честное слово! Я не вру!

– Ты как? – вместо этого прохрипел я.

Она заревела тихо-тихо. Лицо в ладошках, сложенных лодочкой. Плечи трясутся. И все.