Наш китайский бизнес - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 70

Автобус подкатил к местечку Бейт-Зайт — пролетели мимо придорожный ресторан, высокий серый забор какого-то предприятия — и стал подниматься выше и выше, круче и круче, к последнему виражу перед въездом в Иерусалим…

Сегодня она зашла к родителям — пообедать. Мать, с ее дикой энергией, время от времени готовила какое-нибудь любимое Зямино блюдо, вернее, то, что в детстве любила дочь. Например, принято было считать, что Зяма обожает студень. Поэтому, когда мать готовила студень, Зяма — к черту все остальные дела! — обязана была явиться его есть. Мать сидела напротив и требовательно вглядывалась в ее жующий рот. Она извлекала свою порцию деятельного удовольствия из усталого удовольствия дочери.

Сегодня Зяму ждали пирожки с капустой.

— Ну? Ну?! — с напором спрашивала мать. — Начинку пересолила, а!

— Да нет, что ты, очень вкусно… — отвечала дочь.

— А я тебе говорю — передержала тесто!

— Ничего не передержала, — утомленно возражала дочь. Попробуй не возрази. — Пирожки замечательные.

— Возьмешь Косте и ребенку!

— Да ну, мам, ну что я буду ездить с пирожками…

— А я сказала: возьмешь!

После обеда Зяма с отцом смотрели программу новостей. Она переводила ему с иврита. Искоса она поглядывала на профиль отца: поразительно, как ничего нет в нем от деда. Ни внешне, ни в характере…

Она вздохнула, прислушалась к себе. Да, следует признаться: у нее развился самый настоящий психоз или, как бы это помягче, — некоторое безумное допущение. Через этих старух, подумала она… Чувство, что дед где-то тут неподалеку как бы… существует.

— Как ты думаешь, — спросила она вдруг отца, — во что может обойтись перевоз сюда с Востряковского этого… останков?

— Чьих? — спросил отец с недоумением, повернувшись в кресле.

— Деда…

Он обалдел. Растерялся. Засуетился. Воскликнул раздраженно:

— Зачем это?!

— Ну-у… понимаешь, — стесненно проговорила она, — мне кажется, он был бы тут… уместен…

— Зяма! — сказал отец, испуганно в нее всматриваясь. — Ты устала.

На стеклянной стенке остановки двадцать пятого автобуса, куда добрела порядком уставшая Зяма, было наклеено очередное «Сколько можно терпеть?!». На бахроме жетончиков внизу был написан телефон и имя «Маша». Но кто-то из прохожих не поленился зачеркнуть карандашом «терпеть» и написал поверх другое слово, так что объявление начиналось менее торжественно и революционно и приобретало несколько оппозиционное делу «Группенкайфа» звучание: «Сколько можно п…деть?!» — так в новой редакции звучало обращение к страдающим массам репатриантов. Зяма прочла его и на какое-то мгновение испытала удовольствие подлинного гурмана.

И тут на нее налетел Мишка Цукес.

— Вот так тебя встретишь раз в году на остановке! — ругался он, троекратно касаясь щекой ее щеки. — А чтоб самой когда-нибудь позвонить!..

Мишкина манера общаться — он напирал на собеседника, заваливал его статистическими данными по теме разговора, агрессивно возражал по любому вопросу, заглядывал в глаза, хватал за лацканы пиджака или рукава рубашки, постукивал пальцем по плечу, требовал вникнуть в суть доводов и немедленно согласиться с ними — утомляла собеседника с третьей минуты. Что бы он ни говорил или писал, выступал ли с докладом на симпозиуме или читал кадиш по усопшему — всем всегда казалось, что Цукес ругается.

И поскольку он жил в Неве-Якове и добирался домой все на том же двадцать пятом, Зяма с ужасом поняла, что минут двадцать обречена выслушивать все, что Мишка думает о редактируемой ею газете «Полдень» и, в частности, об одном из ее авторов.

Она глубоко вздохнула и отключилась: сочувственно смотрела в Мишкино, мельтешащее перед ней, лицо, вдумчиво кивала, удивленно поднимала брови и время от времени восклицала: «Ты шутишь!» — на что Мишка с дикой энергией начинал что-то доказывать, хватая ее за рукав плаща и требовательно заглядывая в глаза.

Подъехал двадцать пятый, уже переполненный. Но Мишка подтащил ее к дверям, подтолкнул, впихнул в автобус и зачем-то заплатил за нее, хотя у Зямы был проездной — все это не переставая ругаться.

— Слушай, ну как ты — приличный человек — печатаешь эту скотину, этого русофоба, эту жидовскую морду — Фахрутдинова! — кричал Мишка на весь автобус, время от времени валясь на Зяму всем телом, потому что, жестикулируя, на поворотах забывал хвататься за поручни. — Что он несет, что несет! Любой начинающий психиатр поставит диагноз по двум абзацам его пачкотни.

— Но, Миша, он же аргументирует, — отбивалась Зяма, — ты не можешь не согласиться…

— Аргументирует! Его аргументы — это воспаленный бред малолетнего онаниста! Нет, кончится тем, что я просто изобью его. Он у меня получал, и еще получит.

— Ми-иша! — укоризненно проговорила Зяма. — Ты интеллигентный человек. Что значит — изобью?

— Кулаками, — простодушно объяснил тот. — Как в детстве, на даче у тети.

— У какой тети? — не поняла Зяма, начиная прислушиваться к этому странному разговору.

— У тети Фиры. Нашей общей тети.

И поскольку Зяма недоуменно молчала, он сказал:

— Мы же с ним двоюродные братья. Ты что — не знала?

— Кто — братья, — ахнула Зяма, — ты и Рон?!

— Ро-он! — передразнил он ее. — Этого афериста зовут, как и меня, — Мишка Цукес. Мы с ним в честь общего деда названы…

На тремпиаде в это время всегда толпился народ — поселенцы разъезжались по домам. По две, по три к тротуару подлетали легковушки, останавливались «рафики» — расхватывали «своих» седоков, как горячие пирожки. Выкрики взлетали над шумом шоссе:

— Бейт-Эль!

— Офра!

— Кохава — Шахар!

— Псагот, двое!..

Кого-нибудь из своих она ждала долго, минут двадцать. Как назло, ни из одной машины не раздавалось такого желанного в этот вечер: «Неве-Эфраим!».

Вдруг она увидела одного знакомого йеменского еврея, из Офры. Когда-то по дешевке он продал им холодильник. Зяма бегло улыбнулась ему, в наступивших сумерках продолжая напряженно вглядываться в каждого, кто сидел за рулем подъезжавших машин.

Но знакомый йеменец подошел к ней и спросил:

— Кого из ваших сегодня ранили? Она обернулась.

— Ты не знаешь? — спросил он. — Кого-то из ваших часа четыре назад подстрелили у поворота, недалеко от мечети. Говорят, с минарета и стреляли… Я думал, может, ты знаешь — кого.

— Я возвращаюсь из Тель-Авива, — сказала она. И сразу увидела подъехавшую машину Давида Гутмана. Наконец-то!