— Вы все сошли с ума! — холодно сказала писательница N.
— Кстати, о — сошли с ума, — мягко вставил Доктор. — Старого ученого можно было бы приобрести вместе с его ридикюлем. Он был бы у нас первым почетным обитателем клиники — дома для престарелых, который мы бы выстроили для себя.
— Что за бред! — воскликнула писательница N. — Кому он нужен, этот дом престарелых!
— Тебе, дорогая, — приветливо проговорил Доктор, — извини. Тебе в первую очередь, так как усиленная умственная деятельность (верь мне, я доктор) чаще всего — уж прости меня, моя радость, — доводит человека до младенческих слюней. И вот тогда, когда собственные дети давно забудут о том, что эта сопливая старушенция и есть их мама, в прошлом — известная писательница N., тебе очень понадобится наша сиделочка. И всем нам понадобится. Друзья мои! — Доктор поднялся и пружинистой походкой, как по авансцениуму, прошелся вдоль бортика террасы. Обращался он при этом в сторону Иерусалима, откуда плыли гулкие удары колокола с колокольни госпиталя Августы-Виктории. — Друзья и соратники! Я призываю вас все наши силы устремить на обеспечение собственной счастливой старости. Каждому — по комнате в доме-клинике для слабоумных престарелых. Я согласен: пусть в холле нашего общего дома под стеклянным колпаком хранится гениальный мозг вождя мирового пролетариата.
Писательница N. встала, собираясь покинуть террасу.
— На вас тошно смотреть, — сказала она, — вы — монстры.
— А ты?! — вскинулся Рабинович.
— Посмотрите-ка на нее. Зиц-председатель земного шара в изгнании! Королева-мать отвечает на вопросы читателей: почем вы платите ипотечную ссуду.
— Заткнись, — посоветовала ему его тихая и язвительная жена Роксана. Она способна была просидеть весь вечер молча, в стороне, заучивая три десятка ивритских слов (она постоянно занималась на каких-то курсах). Но иногда она поднимала голову от тетрадки и негромко произносила несколько слов, как правило — необходимых в этот момент.
— Ну, отчего же… — вежливо возразила ей писательница N. — Пусть поупражняется.
— Ребятки, ребятки!.. — всполошилась Ангел-Рая. — Еще чего не хватало — ссориться!
— Да я дело говорю! — взвился Сашка. — Если б она не тряслась так над своим крахмальным именем, мы могли бы извлечь из него немалую пользу.
— Какую же, к примеру? — желчно поинтересовалась писательница N.
— Да россыпи, россыпи идей! Ну вот тебе, недалеко ходить, вприкидку: здесь собрались огромные стада ветеранов, могучее племя вымирающих динозавров спустилось на водопой. У каждого амбиции, каждый пятый брал Берлин, каждый пятидесятый — кавалер всех орденов, каждый трехсотый — Герой Советского Союза.
— Ну и что?
— А то, что все они евреи, каждый — пуп земли, у каждого внуки и правнуки. Короче: все они пишут воспоминания.
— Ну уж и все… — усомнилась писательница N. И тут на нее набросились дружно Доктор, Ангел-Рая, сам Рабинович. Получалось, что в соплеменниках писательница N. не разбирается ни черта. Получалось, что воспоминания действительно пишут все пожилые евреи, а иначе — откуда бы взялся ТАНАХ?
— Но при чем тут я? — уже не так уверенно поинтересовалась писательница N.
— Очень просто… — тихо, презрительно проговорил Рабинович. — Дается объявление во все газеты:
«Наговариваете на пленку — получаете готовую книгу. Недорого, качественно. Лучший подарок вашим внукам и правнукам».
— «Известная писательница N. дополнит ваши воспоминания своими», — подхватил Доктор. — И фирма гребет чудовищные гонорары…
— Фирму регистрируем в статусе амуты, — подсказала Ангел-Рая, — под эгидой Русской Библиотеки. Кстати, это можно развернуть в международный проект: старые евреи расселены сегодня по всему миру.
— И все дадут, — подхватил Рабинович. — «Наружный» не откажет, мы вдове-то первую книгу и сварганим. А пидорасы точно дадут — уж им-то есть что вспомнить. Драть с пидорасов втридорога!
— И Папа Римский захочет влезть, — сказала писательница N. насмешливо. — Скупердяй этот…
— Смейся, смейся… — проговорил Рабинович, наливая себе в стакан вино из бутылки. — Все равно надо думать, и серьезно думать — как из тебя извлечь пользу. Рая, ангел мой! Давай сделаем ее главным редактором газеты? Будет свой человек. Печать — мощное оружие пролетариата. А? Правда: вот тебе и рупор, вещай что хошь. Например, сколачивай Русскую партию.
— У нас есть «Регион»… — задумчиво проговорила Ангел-Рая.
— Извини — «Регион» принадлежит израильскому концерну. Ребята Молтобойцева, конечно, не из пугливых, и все-таки это не свое. Давай перекупим какую-нибудь газетку. Вот, «Новости страны», например. Там уже тридцать лет главный редактор — старый маразматик Штыкерголд, партийный человек. Старость надо уважать, старичок заслужил отдых. Скупаем газету. Отправляем его на пенсию.
— Вот балаболка! — усмехнулась писательница N.
— Хорошо, ты не хочешь быть главным. Это ответственность, это хлопоты. Отлично: бери литературное приложение. Рая, сколько мы ей можем положить помесячно — тысячи три, три с половиной?
— Постой, ты говоришь о «Полдне»? — спросила писательница N. — Но его очень прилично делают. Вполне культурная газета.
— «Полдень» редактирует какая-то баба, — вставила Ангел-Рая, — чуть ли не училка музыки.
— Вот, — сказал Рабинович. — Старого Пер Гюнта — на заслуженный отдых, училке музыки — работу по профессии… Все равно, рано или поздно, их зарубят саблей кишинево-бакинские кавалергарды. Так пусть хотя бы свои, родные, человечки закроют им очи! Слушай, серьезно: мы со своей газетой горы свернем! У нас будет семь мандатов в кнессете.
— Дело за малым, — лениво заметил Доктор, — купить газету. Кстати, ее еще не продают, правящей партии она и самой нужна для предвыборной кампании.
— Это чепуха, — возразила Ангел-Рая, — были бы деньги.
— Вон, люди зарабатывают… — мечтательно продолжал Сашка. — Алка Кениг, художница, специализируется по изготовлению ватных баб.
— Которые на чайник? — уточнил Доктор.
— Да нет, в человеческий рост, произведение искусства. Ватные бабы, на них натягивается чулок. В этом что-то есть… Такие фантомы женственности. Пять лет назад Алка сделала персональную выставку в Музее Израиля. Три зала со взводом ватных баб… Ночью одну из баб, наименее привлекательную, трахнул сторож-араб.
— То есть — как? — удивилась Ангел-Рая. — Они же, я поняла, неживые?
— Ангел ты мой, — умилился Рабинович. — Да. До известной степени, они женщины не вполне. Но араб смирился с суррогатом. Дело не в этом, а в том, что Алка уже пятый год с успехом пропивает компенсацию за отверстие, пробуравленное арабом.