Лесная герцогиня - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 98

Стоило лишь сказать «хочу» – и все твое. Эмме словно и не верилось, что не так давно она жила в глуши, носила грубую дерюгу, коптила в дыму мясо и строго отсчитывала, сколько продуктов следует заготовить на зиму, а сколько можно подать на стол уже сегодня. Словно целая вечность прошла с того момента, как она покинула Арденнский лес и стремительно вознеслась до уровня герцогини, стала наперсницей королевы. Даже трагические события с Гизельбертом уже не вызывали содрогания в душе, казались полузабытым дурным сном.

Они с королевой покидали низенькие темные лавчонки, слуги несли за ними покупки, закованные в чешуйчатую броню вавассоры расталкивали толпу перед дамами. Они шли, переступая через кучи нечистот, изящно придерживая полы меховых накидок. Но сами жилища в Стене были аккуратные, чистенькие, покатые кровли невероятно тяжелые, из наложенных одна на другую пластин вулканических пород. Держались ничем не скрепленные, лишь придавленные собственной тяжестью. А вот то, как выступали из оштукатуренных стен темные каркасы балок, неожиданно напомнило Эмме Нормандию.

Она вскользь заметила королеве, что и у северян строят так же. Королева смолчала, бросила на Эмму осторожный взгляд. Ни к чему эти воспоминания, и, чтобы отвлечь спутницу, Этгива перевела разговор на своего супруга. Эмма напрасно старается избегать своего дядюшку, особенно если учесть, как тот сейчас печется о ее интересах. А вспоминать былые обиды – это не по-христиански, это грех. Ведь если Карл порой и поступал с кем-либо дурно, то чужая боль никогда не доставляла ему удовольствия.

Эмму даже умилила преданность Этгивы супругу. Знает ли тот, как ему повезло с женой? Хорошенькая, благородных кровей, пекущаяся о его славе. И всегда-то вторая после Аганона. Ладно уж. Чтобы угодить своей августейшей подруге, она готова даже примкнуть к назначенной на завтрашний день конной прогулке берегом реки.

Они выехали, несмотря на начавшийся снегопад. Однако Аганон стал зябнуть, раскапризничался, и Карл поспешил вернуться. Но при въезде в город все же вынужден был задержаться, пропуская шествие с мощами какого-то местного святого. Все справлялся, не озяб ли драгоценный Аганон. На выражавшую неудовольствие скорым возвращением королеву поглядывал обиженно, но вежливо объяснялся.

Эмма сидела на своем иноходце поодаль, повернувшись боком к слепящим хлопьям, разглядывала толпу нищих. Некоторые грелись у костров, другие, наоборот, ходили едва не голыми, обвесив себя цепями и железом, демонстрировали свои мучения и клянчили милостыню. Недалеко монахи-бенедиктинцы раздавали нищим бесплатную жиденькую похлебку. Вряд ли кого она могла насытить. Вон хотя бы того рослого детину в шляпе паломника и с подвешенной к посоху тыквенной бутылью.

Сейчас паломник не спешил пристроиться в конце очереди. Стоял поодаль, возвышаясь почти на голову над окружающими. Настоящий богатырь с квадратными плечами, мощным торсом. И хотя на нем были обычные лохмотья странника, чувствовалось, что этот человек скорее перережет горло путнику, нежели станет петь религиозные гимны при виде процессий с мощами.

Эмма видела, как резко он оттолкнул одного из нищих, налетевшего на него. Оттолкнул с брезгливостью сильного, знающего себе цену человека. Хотя разве знатные сеньоры в пылу религиозного раскаяния не бродили по дорогам, прося подаяние? А у этого вон на полях шляпы нашиты раковины в знак того, что он побывал у гроба святого Иакова в Компостелле, и даже был приколот сухой пальмовый лист как свидетельство, что он ходил и в Святую Землю. Однако немало бродяг носили подобные реликвии и просто так, дабы, прикидываясь божьими странниками, иметь доступ в богатые дома, где их принимали с охотой, чтобы за миску с похлебкой они рассказывали истории о дальних краях.

Неожиданно Эмме показалось, что и паломник глядит на нее. В этом не было ничего удивительного. Низшие всегда таращатся на знать. Однако у Эммы словно мурашки поползли по спине от этого взгляда. Щурясь от снега, она силилась разглядеть незнакомца, но не смогла. Широкие поля надетой поверх капюшона шляпы затеняли его лицо, снежная круговерть мешала что-либо увидеть. И Эмма, пожав плечами, отвернулась. Какое ей, герцогине, дело до таращившегося на нее бродяги!..

К тому же ее привлекла другая картина. Какой-то захудалый сеньор в накидке потрепанного сукна попытался прорваться к королю с прошением, но дерзкого тут же отбросили, стали избивать древками копий. Пара вооруженных охранников избиваемого, по виду обычные крестьяне, не осмелились вступиться за господина, опасаясь гнева рыцарей Карла. Король же даже развеселился, глядя на эту картину. Однако когда из возка, в котором прибыл бедняга, вылезла беременная молодая женщина и стала умолять за супруга, поднял руку, велев прекратить.

Эмма уже проезжала мимо, когда обратила внимание, что лицо поднимавшей мужа женщины вроде бы ей знакомо. Но у королевы Этгивы была более цепкая память, и, указав на нее, она невольно прыснула в кулак.

– Видали? До чего же может дойти женщина из-за своего безрассудства. Вы не узнаете ее? Да ведь это Альдегунда из Арденнского рода, родственница Рикуина Верденского. Кажется, она была когда-то вашей фрейлиной в Реймсе. Но она сама погубила себя, предпочтя подобранному ей Рикуином жениху объятия вероломного красавчика Гизельберта. Я рассказывала, кажется, вам эту историю. Силы небесные – на какое только безумие не идут неразумные женщины, забывая о величии своего рода. Теперь вот Гизельберт выдал ее за мелкопоместного сеньора. Они с супругом не зря прибыли сюда. Муженек-то небось надеется, что женитьба на Альдегунде поможет ему добиться в дарение пару модиев земли. Хотя кому они с супругой здесь нужны? К Карлу его даже не подпустили. Да и от Рикуина вряд ли чего добьются. Граф всегда был на редкость щепетилен в вопросах чести и не пожелает знать опорочившую его род женщину.

И королева, презрительно сложив губки, отвернулась, оглаживая увешанную колокольчиками гриву своей лошадки. Ей, не совершившей ни одного неблаговидного поступка, было за что презирать павшую женщину.

«Что бы подумала она обо мне, если бы узнала историю моей жизни?» – с тоской размышляла Эмма над словами этой не знавшей настоящих невзгод коронованной девушки. И еще она подумала, что Гизельберт губит все, к чему прикасается. И он может погубить и ее. Ведь сын Ренье, как бы ни старался герцог его принизить, все же оставался значительной фигурой среди лотарингской знати.

Был самый канун Рождества, когда в Стене с пышной свитой прибыл канцлер-архиепископ Ратбод. Его проводили к Ренье, еще утомленного дорогой, раздраженного.

Эмма как раз находилась в покоях герцога. Порой она навещала его, даже готовила ему травяные успокоительные настойки. Сейчас она сидела в углу, измельчала в деревянной ступке сухие травы и старалась не замечать устремленных на нее взглядов развалившегося на лавке епископа Трирского.

«Он был в Меце. Он виделся с Гизельбертом. Сказал ли ему обо мне этот подонок?»

Она понимала, что Гизельберт не зря затаился. Он болен, озлоблен, его права наследника попраны. Он не простит. Ни ей, ни ее дочери. Но что он может? У него есть Мец, есть поддержка германского короля, есть и сторонники. И он может опорочить ее.