Эмма удовлетворенно вдохнула сырой весенний воздух. Да, она добилась того, чего хотела. За каких-то полтора месяца. И добилась этого сама, ибо, если не считать услуг, оказываемых ей аббатом Седулием, она смогла подчинить себе этих диких людей, заставила их почитать себя и быть услужливыми. И это приносило несказанное удовлетворение.
Послышались шаги. По тропинке от селения шла закутанная в грубошерстное покрывало жена управителя со старшей дочерью Рустикой. Подойдя, она отослала девочку в дом, сама осталась постоять с Эммой. Они заговорили о том, что, как обычно, ранней весной ощущается нехватка продуктов, у людей стали кровоточить десны и приходится пить горькое пойло из хвои. Эмме нравилась Ренула, она была простодушной, но деятельной в отличие от своего мрачноватого супруга, который, как поняла Эмма, оказался настоящим лентяем и которого начавшееся в усадьбе оживление просто угнетало.
Поняв, что новую госпожу не переспорить, он, выражая свой протест, стал чаще отлучаться, переложив все хлопоты на Эмму. А вот Ренулу и ее детей кипучая деятельность в усадьбе просто приводила в восторг. Их жизнь была настолько скучной, однообразной, что перемены сулили новое развлечение.
Зима в Арденнах отходила нехотя. Уже был конец марта, но холода все держались. И от таявшего мокрого снега веяло сыростью, вместе со звуками журчащей воды долетали запахи мокрого дерева и влажной земли. Но весенняя оттепель уже слизнула снег с окружавших долину скал, хотя к ночи здесь становилось особенно промозгло. И от этого еще ярче казался след кометы над притихшим ущельем. Собак на ночь спускали с цепи, и сейчас большая черная сука, поскуливая и играя, как щенок, ластилась к Эмме. Теперь эти мохнатые звери стали ее преданными друзьями, и она никогда не уходила в лес, не взяв с собой одного-двух из этих лохматых охранников.
Сейчас Ренула задумчиво глядела, как Эмма, смеясь, отталкивала по-щенячьи прыгающую на нее собаку. Думала о чем-то своем.
– В селении за последнее время родился уже четвертый ребенок. Я только что от роженицы.
– О, как славно, – подхватив собаку за лапы, только и сказала Эмма и тут же засмеялась, отворачиваясь, когда собака постаралась лизнуть ее в лицо.
– Ничего славного в этом нет, – буркнула Ренула. – Дети в это время, когда наступает голод, редко выживают. Словно в наказание родителям за грехи лета.
Эмма не поняла. Тогда Ренула поведала ей, что, несмотря на строгость нравов, каких удалось добиться аббату Седулию, существует один день в году, когда словно лукавый путает мысли смертных и они спариваются друг с другом, как блудливый скот.
– Это происходит на старый праздник летнего солнцестояния
[11]
, или день Солнца, как говорили в старину. Но аббат Седулий говорит, что этот день по церковному календарю считается праздником святого Иоанна Крестителя. Он настоял, чтобы в этот день все окрестные жители сходились на торжественную мессу в аббатство, и все держатся благочестиво до той поры, когда приходит время зажигать традиционный костер. Всем весело, все пляшут, а потом… Я сама в молодости убегала с парнями в лес, ибо считается, что эта ночь наиболее сладка для влюбленных. Так оно и было. Однако за сладостью следует кара. Трижды потом я рожала в марте, и всякий раз младенчики не проживали и месяца. Только после того, как Вазо подвел меня к алтарю и надел на руку кольцо, я смогла сохранить своих детей.
Эмма вглядывалась сквозь мрак в Ренулу. Сколько ей лет? Сама Ренула вряд ли бы смогла ответить. По виду она старуха, лицо в морщинах, руки узловатые. Но тело ее, когда пару раз Эмма замечала, как с занимающихся любовью супругов сползало одеяло, было еще молодым – крепким, жилистым, мускулистым.
Эта мысль навела на совершенно иные планы. Нехорошо, что они живут в одном помещении и любовные утехи супругов происходят на глазах у всех. Ей просто необходима отдельная комната – и как госпоже, и как будущей матери.
– А когда вы, сударыня, думаете, придет ваш час? – неожиданно спросила Ренула.
Эмма невольно вздрогнула. Она давно поняла, что хозяйка знает, что она в тягости. И все же сейчас несколько опешила, даже смутилась. Но постаралась ответить как можно спокойнее.
– В конце сентября.
Ренула кивнула.
– Хорошее время. Лес дает богатый урожай, из аббатства подвозят муку, закрома полны. И если это, – она кивнула на алую полосу в небе, – не принесет новых бед, все обойдется благополучно.
Она умолкла, но Эмма чувствовала, что женщина что-то недоговаривает. Присела, почесывая брюхо собаке.
– А отец ребенка?.. – все же спросила Ренула. Обычное женское любопытство, но у Эммы заныло в груди. Отец, который никогда не узнает о своем дитяти. Отныне она женщина без мужа. Муж-то у нее, конечно, есть, но ему и дела нет до нее.
– Я понесла от своего супруга, – наконец ответила Эмма. Ей надо было что-то ответить, не хотелось нарушать те доверительные отношения, что сложились у нее со славной женщиной. Но, говоря о супруге, она явно имела в виду не Ренье. И уточнила: – От своего бывшего супруга. Он не умер, а просто услал меня. А обвенчался с другой женщиной.
Ренула даже руками всплеснула.
– Услал?!. Вас?! О, великие силы! Услать такую жену!.. Знаете, кто бы ни был этот человек, но он либо безумец, либо злые духи заколдовали его. Ха! Услать вас…
Эмма отвернулась. Если бы Ренула только знала, сколько мужчин отвергли ее! Словно она проклята при рождении и ее красота сияет как пустоцвет, не принося никакой пользы. Но об этом она не будет больше думать, она дала себе слово. Даже свой лисий плащ – подарок Ролло – спрятала на самое дно сундука, чтобы ничто не напоминало о прошлом.
Но память не давала покоя. Год назад… Всего год назад она жила совсем в других краях, совсем другой жизнью. И сейчас, глядя на окружающие ее горы, она ощутила, как ей не хватает простора – широких далей, тучных лугов, обширных пашен, среди которых цвели одинокие деревья, мощи глубоководной Сены, которая в часы прилива поднималась так, что почти заливала мосты и несла с собой солоноватый запах моря. И Эмма, не в дерюге, а в бархате и драгоценностях, госпожа Нормандии, перед которой с охотой открывали двери лавок самые богатые купцы, и она могла выбирать из товаров все, что только пожелает. А когда возвращалась во дворец, ее ожидали шумные многолюдные пиры и муж, по которому она могла истосковаться даже за час, пока бродила по лавкам. А теперь – тоскуй не тоскуй… «Духи заколдовали его», – сказала Ренула.
Эмма взглянула туда, где на небольшом возвышении у западной башни был установлен шест с надетым на него черепом козла, чтобы отгонять от жилища людей духов леса. Эмма не верила в это средство и для себя уже решила, что на этом удобном месте возле дома велит устроить баню на норвежский лад – с горячим, проникающим в поры паром. Она так любила разогревающее кровь горячее тепло и ощущение чистоты потом. Сейчас, когда она жила в грязи и дыму, то сама память о чистоте казалась блаженством. Ей так надоело чесаться и ловить блох в волосах!..