Делатель королей [= Любовь изгнанницы ] - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 19

На площади перед собором стражники древками копий разгоняли дерущихся.

Анна раздавала милостыню с разбором. Особенно жалела старух. На лицах людей с возрастом отчетливо проступает характер, и несложно определить – зол, желчен, хитер или же добр и мягок был тот или иной человек в юности. Но принцесса не делала здесь различий и щедро опустошала кошель для милостыни в подставленные старческие руки. Человек вступает в этот мир с ангельским ликом, и не его вина, что жизнь гнет и корежит его по своему усмотрению.

Неожиданно Анна замерла и выпрямилась. Что-то заставило вздрогнуть. Скользящим взглядом она окинула площадь перед собором, готические кровли домов, ряды узких окошек, резные двери, каменный крест в центре площади, у которого обычно выступали лондонские ораторы. Внизу у подножия лестницы рассаживались в портшезы и конные носилки знатные прихожане, между ними сновали лоточники с товаром и нищие девчушки, совсем крохи, предлагали кавалерам купить для дам первые весенние цветы.

– Что с вами, ваше высочество? – раздался рядом мягкий голос Деборы.

Анна не ответила, но какое-то смутное чувство росло в ней.

– Не знаю. Но я вся горю в предчувствии чего-то. Боже, что это со мной!

– Это весна, миледи.

Анна глубоко вдохнула сладковатый теплый воздух.

– Весна…

Она вдруг словно заново увидела это ясное солнце, бездонный голубой небосвод, услышала звонкий щебет воробьев. Повернувшись к своей свите, она сказала:

– Я намерена вернуться пешком.

Она увидела, как вытянулись лица придворных дам, для которых путь в две мили представлялся едва ли не паломничеством, и сжалилась.

– Вы все свободны. С собой я возьму лишь баронессу Шенли и двух-трех стражников…

Она шла по узким улочкам Сити, удивляясь тому, что сделало за какую-то неделю с городом солнце. Куда девались эта серость, уныние, озабоченность? Казалось, весь Лондон высыпал на улицы. Булочники выставили свежие румяные хлеба на лотках. Забылись зимний голод, неуверенность в завтрашнем дне, в сердцах людей ожила трепетная надежда. Гомонили птицы, бренчали струны в тавернах, то и дело раздавались протяжные крики точильщиков и зазывал.

– Угля! Угля! Кому угля!

– Первые фиалки! Сэр, купите первые фиалки!

– Мощи святой Клары! Истинные мощи святой Клары!

– Печенье! Печенье с изюмом!

– Крупный чернослив! Сладкий чернослив!

Цены были высоки, но тем не менее хозяйки раскупали товар прямо из окон, не выходя на улицу.

Анна смеялась, глядя, как цирюльник с целыми ожерельями зубов на поясе, рвет какому-то толстяку зуб огромными клещами и при этом распевает и уверяет собравшихся зевак, что бедняге вовсе не больно. Она купила букетик цветов и теперь вдыхала нежный аромат первых соков и влажной земли.

Мимо протащилась вереница слепых с поводырем, колотя о булыжники мостовой своими посохами и гнусавя жалобную молитву, и принцесса посторонилась, давая дорогу убогим. Шедшие впереди лучники раздвигали толпу, а перед принцессой все время трусил Соломон, то обнюхивая встречных собак, то глухо рыча на них. Люди в страхе шарахались от него, а на принцессу и ее спутницу взирали с любопытством.

Они миновали торговый квартал Сити и внутренний Темпл, расположенный за городской стеной поблизости от Флит-стрит, и через Западные ворота вышли на Стренд. Здесь высился францисканский монастырь, у стен которого виднелись серые фигуры монахов, бойко торговавших церковным элем. Доходы от продажи монастырского эля предназначались «на добрые дела» или «на содержание храма».

От реки поднимались прачки с плетеными корзинами на головах, весело перебраниваясь с молоденькими послушниками. Стренд все еще оставался проселочной дорогой, хотя уже и громко величался улицей. Ближе к реке располагались богатые особняки, а напротив стояли дома зажиточных горожан с шиферными кровлями, стрельчатыми дверными проемами и окнами, с лавками и складами в первых этажах и жилыми помещениями наверху. Дома располагались среди садов и огородов в окружении почти деревенских дворов.

Резиденция герцога и герцогини Кларенс – дворец Савой сиял на солнце медной крышей с украшениями и позолотой, слепил белизной свежей каменной кладки. Однако, даже заново отстроенный, дворец уступал в размерах и величественности своему предшественнику, сгоревшему во время восстания бедноты [10] , но был куда более изящным и удобным.

Изабелла Невиль, услышав о прибытии сестры, вышла встретить ее в большом холле Савоя. Даже в домашней обстановке герцогиня Кларенс не позволяла себе одеваться просто, стремясь всегда и во всем подчеркивать свой высокий сан. Сейчас на ней было богатое платье из тяжелой миланской парчи, собранное под грудью в складки, дабы скрыть беременность, на деле только сильнее подчеркивавшее положение герцогини.

Шлейф платья нес за нею маленький забавный негритенок, наряженный в экзотическое тряпье, – не только любимая игрушка герцогини, но и предмет, на котором она частенько срывала досаду. Он испуганно поглядывал на свою госпожу круглыми, как пуговицы, глазами; она же шествовала словно богиня, гордо неся голову, которую венчала парчовая шапочка в виде широкого валика, облегавшего голову и очертаниями напоминавшего сердце.

В присутствии придворных и слуг сестры обменялись церемонными реверансами, и Анна, представив баронессу Шенли, поведала Изабелле о цели своего визита. Изабелла улыбнулась Деборе и сейчас же велела одной из придворных дам отвести покой для новой фрейлины. Затем она ласково подхватила сестру под руку и увлекла ее в свою любимую комнату в одной из башенок Савоя. Здесь они уселись в обложенные подушками кресла, а негритенок забился в угол за камином и застыл там в позе туземного божка.

– Прости, что Джордж не смог приветствовать тебя, – сказала герцогиня, когда они остались вдвоем. – Он вчера немного простыл, выпив холодного пива, и я уложила его среди грелок и перин.

Сестры смеялись, но Анна подумала, что ее вполне устраивает такая ситуация, ибо Джордж обычно смущал ее своими дерзкими комплиментами и назойливыми знаками внимания. Это заставляло нервничать Изабеллу.

Анна смотрела на сестру. Несмотря на все свое восхищение ею, она отметила, что та изменилась к худшему: черты лица ее утратили былую выразительность, а сухая кожа начала собираться ранними морщинками вокруг глаз. Однако глаза – прекрасные эмалево-голубые глаза – были все теми же.

Вместе с тем какая-то тень вечного недовольства с годами проступила на кротком облике Изабеллы, а в уголках губ залегли складки, придававшие лицу герцогини несколько брюзгливое выражение. «У нее самые роскошные волосы в Англии, – думала Анна. – Чистое золото, а она так усердно прячет их под головным убором и так высоко выбривает лоб – почти до темени! Эта мода – пятилетней давности, а во Франции она воспринимается едва ли не как дурной вкус».