Что могло задержать ее?
Тилли фыркнула, заржала и сдвинулась с места. Грей тут же взялся за вожжи, чтобы успокоить лошадь.
Неподалеку от двери, через которую вошла Минерва, открылось тускло освещенное окно. Слышно было, как треснула рама. Кто-то широко распахнул окно, выбрался наружу и тщательно прикрыл за собой створки.
Чертыхнувшись, Грей вскочил в двуколке и вгляделся повнимательнее. Если Минерве пришлось покидать дом таким способом, значит, что-то случилось.
Поначалу темная фигура направлялась в сторону двуколки, но вдруг повернула вправо. Только тогда Грей заметил, что ростом неизвестный гораздо выше Минервы и с ног до головы одет в черное.
Стараясь не шуметь, Грей выбрался из двуколки, подкрался к лошади и стал поглаживать ее по морде в надежде, что Тилли не заржет в самый неподходящий момент.
На полпути к вершине холма беглец оглянулся, а Грею вдруг вспомнился рассказ Минервы о безликом незнакомце в саду Памфри. Кажется, она говорила, что тот человек остановился и посмотрел на дом, на окно комнаты, где они прятались.
Грей вновь перевел взгляд на дом – там, на втором этаже, находилась спальня Минервы, он прекрасно знал ее окна. Теперь в этих окнах вспыхнул свет, по комнате задвигались тени.
Неизвестный, выпрыгнувший в окно, замер в неподвижности, не сводя глаз с тех же самых окон. Внезапно он взмахнул длинными руками, потряс зажатым кулаком и бросился бежать, путаясь в полах длинного плаща. Он проскочил в какой-нибудь сотне ярдов от того места, где стояла двуколка.
Грей мог бы без труда догнать его.
Пригнувшись, он последовал за незнакомцем. Где-то снова заухала сова. Грей остановился и увидел, что беглец тоже застыл на месте, испуганный жуткими звуками.
А затем Грей услышал хруст согнувшихся под тяжестью снега веток. Еще мгновение – и незнакомец тихо запел. Он бормотал бессвязные слова на одной и той же ноте. В этом пении было что-то от монотонной скороговорки священника.
По спине Грея побежали мурашки, волосы встали дыбом.
– Танцуй, танцуй, танцуй! – пел неизвестный. – Тень на стене!
Совсем близко прозвучали конское ржание, звон сбруи. Грей увидел, как беглец вскочил в седло невысокого, но резвого чистокровного жеребца. Неудивительно, что Тилли волновалась! Грей обругал себя за то, что невнимательно прислушивался к ночным звукам. Будь он осмотрительнее, не отправил бы Минерву домой одну.
На миг Грей остановился в нерешительности. Если он последует за незнакомцем, Минерва, вернувшись, не найдет его. Не зная, что с ним случилось, она может натворить бог знает что. К тому же в двуколке, влекомой старой разжиревшей кобылой, он вряд ли догонит скакуна.
Очевидно, не подозревая, что за ним наблюдают, мужчина – а Грей ни секунды в этом не сомневался – потянул поводья жеребца и развернул его на месте. Затем опять уставился на окна Минервы.
– Попляши на стене!
По комнате по-прежнему двигалась тень.
– Моя марионетка… Поклонись, повернись… Отдай самое дорогое… Поклонись, повернись… Поплачь!
Грей попытался подкрасться поближе, чтобы рассмотреть незнакомца.
– Поклонись, повернись… А теперь умри!
Всадник снова развернул коня и тронулся с места. Уверенно держась в седле, он легко запетлял между деревьями и скоро скрылся из виду. Еще некоторое время Грей слышал хруст снега под копытами, а потом стих и этот звук.
Грей поспешно вышел на поляну, где стоял жеребец, надеясь найти какую-нибудь оброненную вещицу, увидеть хоть какой-то след. Ночной ветер холодил кожу, но еще пуще Грея леденило воспоминание о странном голосе незнакомца. Казалось, он передавал хозяйке комнаты тайную весть – а может, воображение Грея еще богаче, чем у Минервы?
Но с тем, что Грей видел несколько секунд назад, игра воображения не имела ничего общего.
Глава 16
В душе у Грея возникла какая-то пустота, смешанная со смутной боязнью неизвестности.
Его окружала тьма. Вероятно, ему следовало бы поблагодарить судьбу за столь своевременное предупреждение. Теперь-то Грей точно знал, что в Бэллифоге далеко не все благополучно, и мог не опасаться за собственный рассудок. Однако мысль о том, что Минерва очутилась в самой гуще зловещих событий, повергала его в ужас.
Он вернулся к двуколке как раз вовремя, ибо от дома уже отделилась невысокая фигурка.
Минерва задыхалась, полы ее плаща разошлись. Подбежав к Грею, она в изнеможении упала ему на грудь и отмахнулась, когда он попытался закутать ее в плащ.
– Жарко, – простонала она. – Не надо!
Выждав еще несколько секунд, Грей все-таки закутал ее, невзирая на сопротивление:
– А то простудишься. Не хватало еще, чтобы ты заболела из-за меня. Я хочу видеть тебя здоровой, ясно?
Не дожидаясь ответа, Грей запечатлел на ее губах поцелуй, от которого Минерва превратилась в подобие тряпичной куклы. Впрочем, ее губы помнили недавний урок. Она ответила на поцелуй, приоткрыв рот и заработав языком так, что Грею пришлось напоминать себе: он достойный, порядочный человек, ему не пристало овладевать девственницей прямо в снегу, под открытым небом.
Грей, правда, в который уже раз пожалел о своей порядочности.
Прижав Минерву к себе, он уперся подбородком ей в макушку и криво усмехнулся:
– А теперь полезай в двуколку и расскажи все, что разузнала. – Грей решил молчать о незнакомце, пока в упоминании о нем нет особой необходимости. Не обращая внимания на протесты возлюбленной, Грей подхватил ее на руки, усадил в двуколку и сам устроился рядом. Меховым одеялом сомнительного происхождения, позаимствованным у Памфри, Грей укрыл их обоих. Минерва зябко вздрогнула.
Грей не стал торопить ее. Прижав к себе, он согревал Минерву дыханием, упиваясь тонким цветочным ароматом ее духов. Он даже не смел надеяться, что когда-нибудь наступит время, когда он обнимет ее, ничего не боясь и зная, что их счастью ничто не угрожает.
Сдерживая дрожь, Минерва прильнула к нему сильнее.
– Конечно, мне следовало бы промолчать, но я не прочь просидеть вот так всю жизнь.
Грей улыбнулся:
– И я тоже. Когда-нибудь нам не придется расставаться. Вот станешь моей женой…
– Надеюсь, мы будем обниматься не только в постели?
Грей в очередной раз поразился тому, что Минерве не составляет труда лишить его самообладания.
– Если ты захочешь…
– Разумеется. Я охотно соглашусь посидеть с тобой вот так ночью, в снегу, в двуколке. Под меховым одеялом. – Она поерзала на холодном сиденье. – Только без одежды.
– Минерва!