Одним словом, девица немного успокоилась, и завязался почти
непринужденный разговор. Личность папеньки была моментально выяснена с
демонстрацией семейных фотографий. Судя по ним, а также выяснив папенькину дату
рождения – тысяча восемьсот девяностый – субъект был не из бедняков, коли
владел таким домиком, но вот в смысле карьеры у него обстояло безнадежно плохо.
Сапер, в первую мировую дослужился до обер-лейтенанта, а за последующую
четверть века едва-едва доскрипел до гауптмана… Ну что тут скажешь?
Двадцатипятилетний Капитан с приятным сознанием собственного превосходства
сообщил друзьям, что такими темпами, по его, Капитана, разумению, лялькин папа
годам к девяноста и до майора дослужится, ежели, конечно, подфартит… Друзья
жизнерадостно ржали, полностью согласные с его прогнозом.
Смех смехом, а служба службой. Ютту вежливенько заставили в
темпе принести все имеющиеся в доме документы и фотографии – благодаря чему
быстро установили, что капитанская дочка нисколечко не врет. Ее фатер и в самом
деле не имел отношения к преступным организациям вроде НСДАП и СС –
классический армейский неудачник. Это уже было скучно и абсолютно неинтересно.
Поэтому изучение документов быстренько свернули. Вежливо растолковали юной
хозяйке, что, согласно превратностям войны, в ее доме вскоре разместится некий
высокопоставленный офицер, кто именно, ей знать не полагается. На улицу ее,
конечно, никто пока что не выставляет, а потом для нее обязательно попытаются
что-нибудь придумать – и, увы, ей придется смириться с неожиданными
квартирантами, числом четверо…
Капитанская дочка вынуждена была смириться – а что ей еще
оставалось? Троица стала размещаться – уже уверенно и обстоятельно, потому что,
пока сюда не передислоцируется штаб армии, где же им и обитать несколько дней,
как не здесь? Приказ именно такой вариант и предусматривал, поскольку дело
деликатное, и печальные прецеденты известны – не успеешь оглянуться, как
какой-нибудь лихой комроты разместит здесь парочку своих взводов, и выгоняй
потом… Выгнать, конечно, выгонишь, но будущая резиденция командарма уже не
будет иметь того респектабельного вида…
«Виллис» загнали во двор. Павлюка пристроили на первом
этаже, а сами, не колеблясь, заняли по комнате на втором. Каждому хотелось хоть
несколько деньков да пороскошествовать в отдельной комнате – вполне понятное
желание для людей, почти четыре года живших в основном гамузом, с соседями, от
которых никуда не денешься.
Одесситу достались самые, на его взгляд, комфортные покои –
супружеская спальня с солидной двуспальной кроватью, сработанной еще
кайзеровскими мастерами на века. Студент согласно склонности к изящной
словесности разместился в библиотеке. Книг там было не так уж и много, пара
полок, но все равно интересно было в них покопаться. Кровати там, правда, не
имелось, откуда она в библиотеке аккуратного немецкого особнячка, зато стоял
обширный кожаный диван.
Почти такой же точно обнаружился в хозяйском кабинете, где
твердо решил обосноваться Капитан, проигнорировав робко предложенную Юттой
комнату для гостей. Ему страшно понравился кабинет – там стояло медвежье
чучело, на стенах развешано немало старинных сабель и пистолетов, а также с
полдюжины старинных портретов и масса занятных безделушек. А комната для гостей
была обычной, скучной…
В общем, заселились. По рации штаба батальона связались со
своими, доложили о выполнении задания, получили приказ ждать. Вернулись в дом,
собрали стол, выставили бутылочку, пригласили Ютту. Неплохо посидели.
Капитанская дочка начала понемногу оттаивать, хотя все еще боялась.
Так они прожили в особнячке три дня – в блаженном
безделье с дозволения начальства, а на войне такой Эдем нечасто случается.
Все было бы прекрасно, если бы не красоточка Ютта…
Они все были живые люди, молодые ребята, отнюдь не железные,
со всеми свойственными возрасту желаниями и стремлениями. А в данной конкретной
ситуации, когда по дому порхала этакая лялечка, стремление было только одно.
Выражаясь пошло, нестерпимо хотелось завалить Ютту в постельку и подольше
оттуда не выпускать. Не нужно даже было созывать по этому поводу консилиум –
каждый прекрасно понимал: двум другим хочется того же самого, что и ему…
Вот только провернуть это дело было трудновато. Имелись
нешуточные препятствия.
Каждый прекрасно понимал: если он начнет вдруг осаждать
милую Ютту по-хорошему, двое других вполне резонно обидятся – а чем они-то
хуже? И возникнет совершенно ненужная напряженность в отношениях внутри
опергруппы.
Можно было, конечно, и… Ну, не будем называть это очень уж
цинично – «силком». На войне это именуется несколько иначе: «методом вдумчивого
убеждения». В конце концов, можно и убедить, сделать предложение, от
которого оккупированная немочка ни за что не откажется…
Похожие ситуации у них в логове недобитого врага уже
случались. Но в том-то и оно, что – похожие. Для того, чтобы применить
известные методы активного убеждения, нужна и очень важна соответствующая
атмосфера.
Вся загвоздка была в этом чертовом городишке – абсолютно
мирном на вид, нисколечко не разрушенном. Здесь на улицах не прозвучало ни
одного выстрела, здесь они не видели ни одной вражины в форме, здесь неоткуда
было взяться соответствующему настрою, должной злости. Вот именно, хоть ты
тресни! Атмосфера здесь, мать ее за ногу, была невероятно покойной.
И оттого некие внутренние препоны не позволяли поступить с военной добычей
незатейливо…
Но и упускать ее не хотелось. А время шло, вот-вот могло
нагрянуть начальство – коему, чего уж там, симпатичная хозяюшка могла и самому
приглянуться. В любом случае им с появлением начальства предстояло отсюда
выметаться.
Как водится, помог счастливый случай.
Капитан – как-никак хваткий особист – обратил внимание, что
Ютта, частенько заходя к нему в библиотеку вроде бы легонько пококетничать,
почесать язычок, что-то очень уж упорно трется возле папенькиного письменного
стола и порой, когда думает, что незваный гость в ее сторону не смотрит,
бросает на означенный стол очень уж заинтересованные взгляды…
Капитан насторожился. Потом всерьез задумался. И, не теряя
времени даром, взялся однажды за этот самый стол вплотную. Вынул все ящики,
аккуратно сложил на полу, просмотрел содержимое и, не обнаружив ничего
интересного, не вставляя их на место, принялся изучать сам стол гораздо
скрупулезнее, как учили.
В конце концов он определил, где находится тайник – и,
поленившись искать какой-нибудь потайной шпенечек, попросту выворотил планку
трофейным эсэсовским кинжалом.
Тайничок оказался полнехонек…
Кайзеровские золотые монеты (их там нашлось с полсотни) и
всякие дамские драгоценные побрякушки, с каменьями и без, его нисколечко не
заинтересовали – мы, товарищи, не барахольщики и не мародеры… Точно так же он
без особого интереса поворошил коробочки с папашиными наградами, сразу
отодвинул всевозможный бумажный хлам вроде документов на дом и банковских
книжек.