Мир дней. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Филип Хосе Фармер cтр.№ 140

— Вы критикуете правительство?

— Да, конечно, — запросто произнес Дункан. — Это мое право и моя обязанность. Это — демократия. Вы отрицаете это право и долг?

— Конечно, нет, — сказал Эверчак. — У меня нет подобных намерений. Почему вы решили пригласить Гражданина Варда помочь вам нести рюкзаки?

— Я не смог бы сам нести два сразу.

— Вы не поняли меня, — сказал органик. — Почему вы выбрали именно Гражданина Варда?

— Он хороший товарищ. Думаете так просто найти желающих помочь с переездом в столь ранний час?

— Вам известно, что Гражданин Вард религиозен?

— Конечно, — ответил Дункан, передернув плечами. — Но он не состоит на правительственной службе. Исповедовать религию — это его право.

— И несмотря на это вы поддерживаете с ним доверительные дружеские отношения?

— Я не религиозен, — сказал Дункан. — И вам это известно. Вы же проверили данные, зафиксированные в моей карточке.

— Вы были знакомы с ним в Нью-Джерси?

— Вы знаете, что это так.

«Сейчас, — подумал Дункан, — как раз время для совершенно неожиданного, обескураживающего вопроса. Это их любимый прием».

— Что произошло с Руиз и Изимовым?

Дункан постарался придать себе вид изумленного человека.

— С кем? — переспросил он.

— С детектив-сержантом сыскной службы Хатшепсут Эндрюс Руиз и Гражданином Ибрагимом Омаром Изимовым! — резко бросил Эверчак.

— Не знаю. Вы говорите… с ними что-то произошло? Не понимаю, о чем речь. Никогда не слышал о Руиз, хотя знаю, что Ибрагим Изимов содержит магазин на противоположной стороне перехода, напротив Спортера. — Он сделал паузу, а затем уточнил: — Спортер — это таверна.

Будто Эверчак и без него этого не знал.

— Вы утверждаете, что вам неизвестно, что с ними произошло?

— Я же сказал. Мне неизвестно, что вообще что-то произошло! Ну, сержант! Может быть, объясните, что все это значит?

— Вы согласны пройти тест истины?

— Конечно, — с готовностью согласился Дункан. Он вытянул руки ладонями вверх. — Мне нечего скрывать. Не понимаю, почему вы пристаете ко мне со всем этим, но если вы действительно думаете, что я в чем-то виноват, можете опылять меня чем хотите. Хотя бы здесь и сейчас. Я отказываюсь от своего права подвергнуться допросу в полицейском участке в присутствии адвоката и официальных лиц.

Эверчак даже не попросил его повторить эти слова в магнитофон. Все необходимое для записи, без сомнения, находилось у него в кармане.

Теперь наступил критический момент для самого Эверчака. Если органик думает, что Дункан блефует, он наверняка прибегнет к помощи тумана. Если же он просто пытался взять Дункана на пушку, не имея обоснованных подозрений, то вряд ли станет теперь возиться с ним.

— Это просто обычный допрос, — сказал Эверчак. — Мы ведем следствие.

— Понимаю, но все-таки предлагаю, чтобы вы проверили меня туманом. Я не хочу, чтобы на мне оставалось даже отдаленное подозрение. На сегодня я уже закончил свою работу, так что времени предостаточно. Давайте приступим сейчас же. Это же недолго.

— Очень разумное, достойное уважения отношение к своему долгу, гражданин Бивольф, — сказал Эверчак. — Но у меня, к сожалению, нет лишнего времени.

— А что все-таки произошло с этими двумя? — спросил Дункан.

Эверчак молча повернулся и пошел прочь.

В пять часов вечера Дункан вошел в Спортер. Пробравшись между маленькими столиками, он заметил Кэбтэба и Сник, сидевших в отдельной кабинке. Они посмотрели на него мельком снизу вверх, поздоровались, а затем продолжили свой оживленный спор. Дункан нажал кнопку на столе, чтобы сообщить о себе служащим ресторана.

Падре сделал большой глоток из огромного каменного кубка и поставил его на стол.

— Нет, дорогая моя Дженни, я совершенно не согласен, хотя я убежденный сторонник религии и благодаря этому нахожусь в довольно необычном положении. Но необычное оно только на первый взгляд. Я придерживаюсь той точки зрения, что политика, которую правительство проводит в наше время в отношении религиозных людей, недостаточно сурова. Свирепые репрессии и преследования религиозных людей искореняют лицемеров и ханжей, людей, которые становятся приверженцами той или иной религии только потому, что они выросли в религиозной среде или просто стремятся принадлежать к какой-то социальной группе. Репрессии и преследования позволяют отделить зерно от плевел. В тяжелых, невыносимых условиях остается только чистое зерно, золото, очищенное при переплавке от окалины, остаются поистине преданные, готовые дорого платить за свою веру. Такие люди готовы страдать за веру и тем выразить свое преклонение перед Богом.

— Что-то я не вижу, как вы со всех ног мчитесь на распятие, — ядовито заметила Сник.

— Это оттого, что правительство не оставляет ни малейшего шанса почувствовать настоящую жертвенность. Оно коварно. Не запрещает отправлять религиозные обряды, но объявляет их чем-то вроде преклонения перед сверхъестественным, не делая различия между религией и астрологией, верой в то, что Земля плоская, или в чудодейственность заклинаний. Вы можете поклоняться Богу, но собираться для этого в церкви запрещено. Уцелевшие церкви превращают в музеи или используют для светских мероприятий, а верующие, кто бы они ни были — христиане, иудеи, мусульмане или буддисты должны собираться в гимнастических залах или в других зданиях, которые оказываются свободными от светских дел. Уличным проповедникам разрешается выступать перед паствой только вне зданий и лишь в специально отведенных местах — не дольше пятнадцати минут. После этого посланец Божий обязан переместить свои импровизированные подмостки в другой, разрешенный для проповедей район.

— Мне это известно, — сказала Сник. — Но вы уходите от главной темы. Ваше упорствование в мысли, что власти должны запретить любую религиозную деятельность, в чем бы она ни состояла, просто абсурдно. Решись правительство на такую меру, оно потеряло бы право называть себя истинно демократическим и либеральным. Поэтому-то оно и не запрещает вероисповедания, хотя и смотрит на религию с неодобрением. Подобная политика причиняет массу неудобств, отнюдь не воодушевляет. Это так. И конечно, школьников учат воспринимать религию как явление абсурдное и иррациональное.

Кэбтэб еще отхлебнул пива и икнул.

— А ты что думаешь, Эндрю? — спросил он.

Дункан слушал их вполуха, не сводя глаз с экрана, на котором представлялись цифры с результатами референдума. Народ подавляющим большинством высказался за то, чтобы на время эксперимента полностью отменить слежку, сохранив только меры, абсолютно необходимые для обеспечения общественного порядка. Дункан был удивлен. Если верна его теория о том, что правительство подтасовывает результаты выборов, то почему официальные данные говорят в пользу отмены наблюдения?