Он опустился на колени перед своим надгробием, перед всеми святыми и грешниками, взиравшими на него своими каменными лицами. Стены собора, казалось, шептали слова утешения, а колонны его распрямились, как будто хотели помочь рыцарю нести его вину. Ночь струила через окна мрак, и только Эллин карманный фонарик давал немного света.
Элла нерешительно подошла к нему, словно боялась, что он прогонит ее прочь.
– Ты спас и меня, и Йона, – сказала она, – и Цельду, и Мэта. Я считаю, что твоя клятва уже давным-давно выполнена, а что касается твоей жены – когда-нибудь ты наверняка ее увидишь снова! Ибо мы с Йоном найдем твое сердце и похороним его в ее ногах. Клянусь тебе моим именем Эллы Литтлджон. А теперь, пожалуйста, вставай!
XVII
Остров хориста
Согласен, когда Элла на следующее утро объявила Бородаю, что нам еще раз потребуется его помощь, он не надоедал нам ни с какими вопросами. Потом, как мы и договорились, он явился вскоре по окончании учебного дня и вовлек дежурную учительницу (миссис Багеналь, преподававшую нам математику и химию) в беседу о зубной гигиене, так что мы с Эллой смогли пробраться к школьной часовне.
Грязного, мелкого шантажистишку я предложил просто запугать, чтобы тот нам добровольно рассказал, где сердце. Но Элла лишь наморщила лоб и спросила, как я намерен это сделать. Естественно, у меня не было ни малейшего понятия, и потому мы приняли ее план: я спрятался между скамеек, а Элла спустя десять минут зашла в часовню и принялась осматриваться, словно хотела удостовериться, что там никого нет. (Актриса она хоть куда, как я в тот день убедился.)
– Алейстер? Алейстер Йиндрих? – позвала она в пустоту. (Лонгспе назвал нам его имя.) – Где ты? Мне надо с тобой поговорить.
Долго ждать себя он не заставил. Элла выглядела, как всегда, очень мило, и интерес такой девочки наверняка чрезвычайно льстил тщеславию Алейстера.
Поначалу он представлял собой едва ли нечто большее, чем мерцание на ступеньках у алтаря. Потом появилась его лукаво ухмыляющаяся голова, напоминающая чеширского кота из «Алисы в Стране чудес», а под конец он предстал перед Эллой целиком, в своей одежде певчего, похожей на выцветшую копию Ангусова облачения.
– Вот ведь смотрите-ка сюда! – промурлыкал он и улыбнулся Элле так двусмысленно, что я бы его на месте поколотил. – Мы знакомы? Не знал, не знал.
Элла смерила его взглядом с такой каменной физиономией, словно на свете не было ничего более нормального, чем привидение мертвого хориста.
– Меня зовут Элла Литтлджон, – сказала она. – Моя бабушка Цельда проводит в Солсбери экскурсии по призракам. Поэтому я здесь.
– Да неужели? – Алейстер принялся увиваться вокруг нее, как кошка вокруг миски с молоком. – Пожалуйста, объясни поподробнее.
Элла скрестила руки. Бородай нам рассказывал, что это якобы препятствует призракам сливаться с человеком воедино. Стоило ему только забыть, что он зубной врач, как из него и в самом деле можно было выудить массу полезных вещей.
– Я рассказала о тебе моей бабушке, – сказала Элла. – В конце концов в этой школе тебя знает каждый. Но Цельда говорит, что не желает на своих экскурсиях разглагольствовать о мальчишке, который выпрыгнул из окна вследствие пустого ребячества – из-за ностальгии, и с тех пор ничего лучшего не находит, как только бродить по своей старой школе и бить на жалость.
Сработало. Алейстер сделался белым как простыня (хотя нельзя сказать, чтобы и в обычном состоянии у него на лице было много красок).
– Ах вот как? Значит, так говорит твоя бабушка? – фыркнул он. Его сходство с кошкой было действительно поразительным.
– Да, так она говорит, – ответила Элла невозмутимо. – Но я слышала и другую историю.
Она выдержала эффектную паузу и разгладила себе платье (в девчоночьей школьной форме нет ничего сногсшибательного, но даже в ней Элла смотрелась обворожительно).
– Один мальчик из моего класса, – продолжала она, – говорит, что тебя убил блуждающий по собору рыцарь, так как ты украл его сердце. Это звучит, конечно, гораздо убедительнее, чем про ностальгию. Но какая из этих историй правда?
– Вот эта и есть правда! Меня убил проклятый рыцарь! – Алейстер привстал на цыпочки, чтобы стать ростом с Эллу. – Напыщенный маленький уродец! Ничего удивительного, что его не принимают ни в рай, ни в ад.
Элла зачесала себе назад волосы:
– Докажи!
– Доказать? – Алейстер смотрел на нее в явном замешательстве. – Как?
– Покажи мне сердце!
На одно мгновение я подумал, что он раскусит, в чем дело. Но я недооценил его тщеславия, – замнем тот факт, что выпадение из окна и блуждание на протяжении столетий по старой школе, как видно, тоже ему ума не прибавило.
– Идет! – сказал он. – Я покажу тебе его, а ты меня тогда поцелуешь.
Мелкая мразь! Я видел, как Элла съежилась и сжала кулаки под скрещенными руками, но в голосе ее отвращение не проявилось.
– Ну, разумеется, – сказала она вальяжным тоном. – Мне всегда тебя хотелось поцеловать. Ты так здорово смотришься на картине там, снаружи.
Он и это проглотил. Проглотил, как рыба – крючок, жалкий маленький шантажистишка. По всей видимости, Алейстер совершенно забыл, что не мог прикасаться к людям. Даже если они были такими симпатичными, как Элла.
– Я спрятал сердце в надежном месте! – прошуршал он Элле доверительно. – Здесь совсем не далеко.
Значит, в Стонхендж он его не вернул. Элла мастерски скрыла свое удивление.
– Хорошо. Покажи мне.
Алейстер покачал головой.
– Сначала должно стемнеть. От слишком сильного дневного света у меня ужасно чешется кожа.
Элла бросила взгляд на цветные витражи в часовне.
– Но это займет еще пару часов, – заметила она. – Почему бы тебе просто не сказать, где ты его спрятал, а я схожу за ним?
Трогательная попытка, но Алейстер был тоже не так глуп. Тут же вернулась его лукавая улыбка.
– Нет, нет, я тебе сам хочу его показать, моя милашка! – промурлыкал он. Голос его и небольшое эхо, от него исходившее, звучали просто по-идиотски. – Как только стемнеет, жди меня за школой!
– Ну ладно. – Элла даже выдавила исполненную ожидания улыбку. – Еще только один вопрос. Ты не боишься, что рыцарь однажды появится и потребует свое сердце назад?
Алейстер захохотал до того ехидно, что единственным подходящим ответом на это был бы разряд молнии с неба, но, к несчастью, даже в часовне небесное правосудие, по-видимому, не прибегает к подобным средствам.
– Несчастный дворняжка может покинуть собор только в том случае, если кто-нибудь позовет его на помощь, – захихикал он, – за это он должен поблагодарить свою собственную дурацкую клятву!
– Как глупо с его стороны!