Мгновение я стоял, пораженный подобным пароксизмом
идиотства, затем схватил Тедди в охапку и, не обращая внимания на его
судорожные попытки вырваться, столкнул его вниз с насыпи и спрыгнул вслед за
ним. Еще не успев приземлиться, я почувствовал сильнейший удар поддых. Ловя
ртом воздух, я умудрился вмазать ему коленом в грудь, опрокинув его навзничь,
но Тедди тут же ухватил меня за шею. Мы вместе покатились по насыпи, с
ожесточением молотя друг друга кулаками и ногами. Крис с Верном удивленно
уставились на нас.
– Ты, сволочь, сукин сын! – брызгал слюной Тедди. – Дерьмо
вонючее! Слезай с меня сейчас же, убью гадину!
Дыхание постепенно возвращалось ко мне. Я с трудом поднялся,
отступая от разъяренного Тедди и пытаясь сдержать его удары. Мне было
одновременно смешно и страшно: когда с Тедди случались вспышки ярости, вроде
этой, к нему лучше было близко не подходить. В таком состоянии он мог
наброситься на кого угодно, а если бы ему переломали руки, стал бы кусаться и
лягаться.
– Тедди, ты можешь кидаться хоть под поезд, хоть под
грузовик, -кулак его прошел в миллиметре от моего носа, – но только после того,
как мы найдем то, что ищем, – он, наконец, достал меня в плечо, – а до тех пор
никто не должен видеть нас, – трах мне по щеке! – ты меня понял, болван чертов,
или тебя по-настоящему отделать?!
Когда он вмазал мне по физиономии, я был уже готов дать ему
хорошенько, но нас вовремя растащили Крис с Верном.
Наверху с грохотом пронесся поезд. Несколько кусочков шлака
скатились вниз по насыпи. Я уже начал остывать, но Тедди, как только мимо
пронесся последний вагон, снова заорал:
– Пустите, я убью его! Я ему всю рожу разукрашу!
Он попытался высвободиться из объятий Криса, однако
безуспешно.
– Успокойся, Тедди, – мягко проговорил Крис.
Он повторял это снова и снова, пока Тедди не перестал
барахтаться. Он замер, очки съехали ему на нос, слуховой аппарат болтался
где-то возле кармана, куда, к батарейке, шел от него проводок.
Когда он окончательно успокоился, Крис, обернувшись ко мне,
задал вопрос:
– Чего это вы сцепились, Гордон?
– Да он хотел «поиграть» с поездом так, как он это обычно
делает с грузовиками на шоссе. Я подумал, что машинист может вызвать полицию.
– Ну, ему бы было не до этого, – усмехнулся Тедди. Пар из
него уже весь вышел.
– Горди поступил правильно, – заявил Верн. – Давайте-ка,
ребята, миритесь.
– Мир, мужики, – поддержал его Крис.
– Ну, ладно, – я протянул руку ладонью вверх. – Что, Тедди,
мир?
– Я запросто бы от него увернулся, – упрямо сказал он. – И
не испугался бы нисколечко.
– Я в этом и не сомневаюсь, – заверил я его, хотя при одной
мысли об этом по спине у меня пробежали мурашки. – Ясное дело, ты бы увернулся.
– Ну, тогда мир.
– Пожми руку Горди, – велел Крис, отпуская Тедди.
Тедди сжал мне ладонь чуть сильнее, чем требовалось.
– А все-таки засранец ты, Лашанс, – заявил он при этом.
– Мя-я-я-у, – ответил я.
– Ладно, ребята, пошли дальше, – сказал Верн.
– Тебя бы вот послать подальше, – хохотнул Крис. Верн сделал
вид, что собирается его ударить. Все рассмеялись.
Глава 11
В половине второго мы добрались наконец до свалки. Верн
возопил: «Парашютистам приготовиться к прыжку!» – и тут же совершил этот самый
прыжок с насыпи, а за ним и мы. Свалка начиналась сразу же за нешироким
заболоченным участком. Ее окружала загородка в шесть футов высотой. На
расстоянии примерно в двадцать футов друг от друга висели проржавевшие
таблички: ГОРОДСКАЯ СВАЛКА КАСЛ-РОКА РАБОЧЕЕ ВРЕМЯ С 4-х ДО 8-МИ ПОПОЛУДНИ
ВЫХОДНОЙ – ПОНЕДЕЛЬНИК ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН
Мы перелезли через загородку и спрыгнули на территорию
свалки. Тедди и Верн сразу направились к колодцу, воду из которого необходимо
было добывать при помощи довольно древнего ручного насоса. Его металлическая
рукоятка торчала под углом, напоминая однокрылую птицу, которая пытается
взлететь. Когда-то рукоятка была зеленой, однако тысячи рук, качавших воду за
последние лет двадцать, отполировали ее до зеркального блеска. Рядом стояло
наполненное до краев ведро, и было бы просто неприличным не воспользоваться
чьей-то щедрой предусмотрительностью вместо того, чтобы качать воду самим.
Свалка навсегда осталась в моей памяти как одно из самых
сильных воспоминаний о детстве в Касл-Роке. Почему-то она ассоциируется у меня
с картинами сюрреалистов: часовыми циферблатами без стрелок, свисающими с
ветвей деревьев, меблированными комнатами в викторианском стиле, торчащими
посреди песков Сахары, или старинными паровозами, выезжающими прямо из каминов.
Примерно такой мне, ребенку, виделась городская свалка Касл-Рока. На свалку мы
проникли с тыльной части. Если вы въезжаете туда, так сказать, с парадного
входа, по широкой, но ужасно грязной дороге через ржавые ворота, то попадаете
на довольно обширную полукруглую площадку, выровненную бульдозерами чуть ли не
идеально, на манер взлетно-посадочной полосы. Площадка эта упирается в крутой
обрыв, за которым простирается собственно свалка, представляющая собой
громадный котлован, быть может, футов в восемьдесят глубиной, наполненный всеми
видами отходов жизнедеятельности обыкновенного американского городка – пустой
тарой, разнообразными предметами, когда-то нужными, а теперь изношенными,
сломанными или просто бесполезными. Разглядывать всю эту мешанину никогда не
доставляло мне особенного удовольствия: взгляд бессмысленно блуждал по ней,
пока не останавливался на каком-то уж совершенно несуразном предмете, вроде уже
упоминавшихся часовых циферблатов или викторианской мебели. Бронзовый остов
старинной кровати поблескивал на солнце; однорукая кукла скорчилась в позе
роженицы; обтекаемый капот перевернутого «студебеккера» торчал из общей кучи на
манер готовой к пуску межконтинентальной баллистической ракеты; громадных
размеров «титан» для кипячения воды, вроде тех, что раньше ставили в
присутственных местах, сверкал, будто гигантский бриллиант…
На свалке было также полным-полно живых существ, которые,
однако, нимало не походили на героев диснеевских мультиков или же на обитателей
зоопарка. Тут кишмя кишели громадных размеров крысы и даже сурки, разжиревшие
на таких деликатесах, как тухлые гамбургеры и червивые овощи, гнездились тысячи
не менее жирных чаек, задумчиво бродили здоровенные вороны, похожие на
протестантских пасторов в черных смокингах, уже не говоря о бродячих собаках, в
отличие от прочих обитателей свалки тощих, злых, вечно грызущихся между собой
из-за облепленного мухами куска протухшего мяса или куриных потрохов, дошедших
под палящим солнцем до полной кондиции.