Кто косит травы по ночам - читать онлайн книгу. Автор: Галина Артемьева cтр.№ 38

Катя переждала положенный срок и забеременела.

Дюймовочка

Ребенок родился с помощью кесарева сечения. Малюсенький мальчик, два килограмма. Мальчик-Дюймовочка. Так она всем и хвалилась. После кесарева обычно молоко не приходит, но Катерина раздаивалась, сцеживалась, и молоко прибыло как миленькое.

Димочка-Дюймовочка к двум годкам стал крепышом-богатырем. Не только догнал своих сверстников по весу и росту, но и намного перегнал их. В два годика он прекрасно декламировал «Муху-Цокотуху» и прочую детскую классику. С трех лет у него уже были бонна-англичанка и студентка-пианистка, развивавшая его слух и чувство ритма. Мальчик имел все, что положено ребенку из приличной семьи.

Главное– родительскую любовь! Эта благодать изливалась на Димочкину голову в неограниченных количествах. Для мамы он по-прежнему был Дюймовочкой. И попробовала бы какая-нибудь крыса утащить у нее мальчика: мокрого места от нее не осталось бы!

Но каково мальчишке лет уже так девяти-десяти откликаться во дворе на ласковое курлыканье: «Дюймовочка! Домой пора, крошечка!» Ушки-то у товарищей по играм на макушке, как упустить такой прикол! Вот и стал во дворе и школе отличник Димочка «Дерьмовочкой». А это уже– часть судьбы. Не сотрешь, не выведешь.

Однако как-то он крепился. Добродушный парень уродился. К тому же маму очень-очень любил. С ранних лет знал, как тяжело ей достался, как она всю свою жизнь ему посвятила.

Мать и сын

Как раз в этот период Ира с ними и сдружилась.

Они ей очень понравились: и мать, и сын. Оба красивые, породистые.

Мальчик свободно по-английски говорит, в рецепции объясняется вместо матери. Ну, Иришка к ним и примкнула в компанию.

Коробило ее, конечно, когда на пляже звучало громогласное: «Дюймовочка! Далеко не заплывай, волны!» или «Дюймовочка! Иди под зонтик, обгоришь!»

И надо же: во всем остальном вполне адекватная женщина, умная, с юмором, тактичная.

А что касается сына – полный мрак. Неприличие и стыдоба. Попробовала было Ира спросить, не перерос ли Дима свое детское прозвище, так целую лекцию пришлось прослушать – от трагедий всех предыдущих беременностей Екатерины Илларионовны до бесспорного права матери любить свое дитя и всю себя отдавать сыну.

Красноречие было столь отточенным, упоение столь самозабвенным, что стало ясно: и матери, и сыну предстоит впереди немало болезненных уколов и ударов пережить, но третий в их отношениях – лишний.

Уяснив это, Ира приспособилась в дальнейшем не касаться болевой точки своей подруги. Благодаря Екатерине она попадала на самые престижнейшие мероприятия, да еще и в качестве очень важной персоны – VIP, знакомилась с нужными во всех отношениях людьми. Да и просто посидеть вместе чайку-кофейку попить было громадным удовольствием: столько нового и достоверного можно было узнать от осведомленной собеседницы.

Мальчик тем временем рос. Уже пушок над губой стал пробиваться и голосок по-петушиному срывался, а для матери он все так и оставался Дюймовочкой.

Нервы его больше не выдерживали ни материнской фамильярности, ни дворового прозвища. А Екатерина Илларионовна не хотела считаться с тем фактом, что характером ребенок пошел в нее, а не в отца.

Отцу, волевому, жесткому, резкому на работе, доставляло истинное наслаждение меняться дома до неузнаваемости и по-рабски заискивать перед женой, заслуживать ее похвалы и благосклонности.

Дима, разобравшись в себе, определился: ни перед кем, даже самым любимым, вилять по-собачьи хвостом он не будет, но и лишней боли причинять не станет.

После девятого класса он самовольно забрал документы из своей спецанглийской школы и поступил в лицей при университете, скрыв этот факт от родителей. Мотив его поступка был прост и ясен: если мать не будет знать, где он учится, то и не заявится среди учебного дня в класс с каким-нибудь забытым бутербродом, громогласно призывая:

– Дюймовочка! Выйди на минуточку!

Помимо этого, он надеялся освободиться от позорного прозвища, отравившего ему все детство и отрочество.

Почти месяц мать пребывала в неведении, чем-то была отвлечена в тот момент. Потом, конечно, поперлась в школу– куда ж без нее! – а там облом:

– Как за Димой, что вы, Екатерина Илларионовна, разве вы не в курсе, не может быть! Ведь Димочка документы свои забрал! В другую школу поступил!

Ну, они там от нее получили «в другую школу»!

Паслись за ее счет все девять лет, такие средства им отстегивались, а в нужный момент, как будто так и надо – «в другую школу»!

Дома она своим мужикам устроила реальный смерч, бурю в пустыне. «Пустыня» – это была ее выжженная сыновней неблагодарностью душа.

Дима продержался, новое место учебы не назвал.

Тогда мать его выследила. Жизнь заставит – всему научишься. Ухитрилась прокрасться за ним всю дорогу до лицея, на метро, с пересадками, в час пик. Первым делом – к завучу, отрекомендовалась. Выслушала похвалы сыну, успокоилась немножко, воспряла духом и – шасть в класс по старой привычке. Дима пулей выскочил к ней, не успела она даже рот раскрыть, позвать:

– Екатерина Илларионовна! Предупреждаю вас: если вы сейчас же не уйдете отсюда, я домой не вернусь, и найти вы меня не сможете!

Это он матери так: «Екатерина Илларионовна!» Ультиматум предъявил. И так смотрел на нее! Чужими глазами! Ледяными!

Она плакала всю дорогу домой. Главное, надо было как-то исхитриться и вернуть прежние отношения. Чтоб он любил и ласкался, как раньше: «Мусенька моя, мамусенька!» Чтоб был родненький роднулечка.

План созрел быстро: дома и стены помогают.

Дима вернулся домой вечером. Мать лежала на высоких подушках, слабая, безразличная ко всему. Ни слова упрека. Отец суетился возле жены. Подъехала бригада «Скорой помощи».

Дима ждал в своей комнате: к маме его не пустили. Он не видел, как отец отстегнул врачу и фельдшерице по пятьдесят баксов, не слышал, как мать объясняла, что от них требуется. Он получил лишь результат сделки. В комнату его вошла грузная докторша и бесцеремонно спросила:

– Как звать тебя?

– Дима.

– Ну вот что, Дима! Еще пару таких потрясений, и нету у тебя матери, ясно? Она у вас серьезно больна. Должны госпитализировать, отказалась. Потеряете в два счета. Эх, люди, люди! Кто мать тебе заменит?

Докторша честно отработала свое.

У Димы заныло сердце. Он рванулся к матери:

– Мамочка! Мамочка! Как ты? Прости!

Екатерина лежала, прижимала к себе вздрагивающего сына, многозначительно глядя на мужа: «Победа!»

И тот взглядом отвечал: «Кто бы сомневался!» На какое-то время равновесие было восстановлено.

Правда, в лицей она больше не ездила, не отваживалась. Боялась услышать тогдашние ледяные слова, увидеть отчужденное выражение самого дорогого ей лица. Воспиталась с первого раза.