Негромко загудела натянутая меж веток паутина.
Доннн!
Вздохнул опадающий в неурочную пору лист.
Дзинь! Дзинь!
Скрипнул скатывающийся с маленькой горки камешек.
Динь! Донн!
С шорохом откатилась веточка под лапами пробегавшей мимо лисы.
Динь! Донн!
То один, то другой звук вечернего леса долетал до поляны, чтобы сплестись с мелодией маленького музыканта и вновь уйти или остаться основой.
На синих лепестках заблестели капельки вечерней росы. Звон стал глуше. Синие лепестки закрывались.
Динь! Дзинь! Донн! — отчаянно заметалась меж цветков искорка, удерживая на поляне музыку леса, но пора Вечернего уходила.
Динь! Дон! Дон! — Звон становился все тише. И вот, когда почти утихли хрустальные звуки, когда музыка почти ушла за грань слышимого, ниоткуда родилась нежная протяжная трель. Она ширилась, росла, вплеталась и вилась, полнила собой поляну, поднималась к вечернему небу и растекалась у корней. Она подхватила угасающую мелодию Вечернего и унесла к звездам.
Настала тишина. Перворожденный на поляне застыл с поднесенной к губам флейтой. Сколько мы еще сидели, впитывая память о вечерней песне? Я не знала. Но позже на поляну начали выходить по одному стройные фигуры в плащах и кланяться застывшему музыканту. Я тоже вышла, когда настал мой черед. Каждый мой шаг был попирающим вечернюю песню кощунством. Я тоже не стала ничего говорить, низко поклонилась мастеру. Вышедший рядом Воротник на мгновение положил голову флейтисту на колени.
Проводник ждал нас у деревьев.
Весь обратный путь я восхищенно слушала ночной лес. Тончайшая ткань Музыки Ночи расползалась под моей неловкой хваткой, но я еще помнила, еще была полна той самой, единственной трелью на поляне. Есть вершины, что нам покорить суждено, есть те, что одолеть в нашей власти. Но есть дороги, на которые не стоит даже ступать. Можно лишь глядеть со стороны со щемящим восторгом.
Я поняла, что Перворожденного перед нами нет, когда под моей ногой зачернела полоса дороги.
— Знаете что? — сказала я Воротнику с Мышаком. — Я, пожалуй, не буду сегодня спать.
Сон развеет это колдовство. Ощущение музыки уйдет безвозвратно. А пока я могла посидеть у костра и послушать песню растущей травы.
Глава тридцать первая РУБЕЖ
— Вот серебряная монета. За меня, за коня и за птицу. И спать где-нибудь можно лечь? А то я за ночь глаз не сомкнула!
— Да, в избе и постелю…
— Тетенька, тетенька, а меч у вас есть?
— Есть.
— А вы им головы рубили?
— Нет.
— А почему?
— Никого догнать не смогла. А ты быстро бегаешь? — Я оценивающе глянула на мальчишку, положив руку на рукоять Шпильки. (Малец засомневался.) — Мою птичку обгонишь?
Рядом выдвинулся Воротник, и надоедливое дитя решило отступить.
— А песню споете? — уже с безопасного отдаления поинтересовался бойкий внук.
— Нет! Знаете, не надо стелить в избе, — сказала я хлопочущей по хозяйству бодрой старушке, — У вас сеновал есть? А просто стог где-нибудь неподале… — Я еще раз глянула на носящегося по двору мальчишку. — …Подальше от села?
— Близко! Очень близко! — шептал себе Черный Повар, нещадно настегивая коня. Да, недавно он уже так себе шептал. Да, он остался после этого ни с чем. Но Черный Повар не собирался менять привычек из-за парочки неудачных случаев. Он настигнет их. Все равно настигнет. А шепот все равно слышат только он сам и его конь, так что, даже если ничего не получится, он не будет выглядеть глупо. Но в этот раз неудачи не будет! Он настигнет дракона! Обязательно!
Копыта стучали все ближе и ближе. Вот в темноте зачернела фигура чернее всякой ночи. Угрожающе подняла руку.
— Не-э-эт! — Я вздрогнула и проснулась. От толчка зашелестела сухая трава, в образовавшуюся прореху заглянул солнечный лучик.
Так это был только сон… Я вздрогнула и поежилась. Сено щекотало меня в душистых объятиях, но спать уже не хотелось. Я вздохнула и выбралась из стога. Рядом что-то зашуршало. Я отскочила, но тут же облегченно остановилась. Из сена высунулся здоровенный клюв. Воротник. Понятно. Тоже пришел сюда спать, когда наконец наелся.
Я глянула поверх деревьев. До гор осталось совсем немного, и лес уже не мог заслонить заснеженные громады. Они высились впереди, окутанные туманной дымкой.
Скоро Воротник будет дома — если не наврал тогда про Лазурные горы. Кто их поймет, этих детенышей? Они часто и сами верят в свои выдумки.
Мне будет его не хватать.
— «Когда окончатся пути и будут песни спеты…» — задумчиво сказала я, — Слушай, а ведь я и правда спела вчера у озера все песни! Все, которые знала.
Значит, и правда конец пути.
— Я видел сон, Х'иссин. — Дракончик ткнулся мне в ноги. Что-то он был подозрительно тих и печален. — Он мчался за мной, и топот его коня раскалывал ночь.
— Ты тоже? — Я погладила малыша по перьям. — Бывают плохие сны, не расстраивайся. Это просто сон!
— У драконов не бывает просто снов, — тихо возразил Воротник.
— Пошли в дом, выпросим у хозяйки свеклу, — попробовала я развеселить дракончика, пошла вокруг стога и остановилась.
У ворот стояли черные лошади и ходили черные фигуры.
— За мной, — приказала я, проносясь мимо опешившего Воротника. — Скорее в лес! Нас там не заметят!
— Ух ты, какой меч! Ух ты, какой плащ! А бегаете вы быстро?
— Отстань! Вы кормили его курятиной? А петрушку давали? — спрашивал главный Черный у бабки. В последнее время Королевскому Повару приходилось много общаться с людьми, и это его очень сердило. Но он старался быть вежливым изо всех сил. — Ребра ему кто-нибудь щупал? Да-да, этой птице! Сколько жира на боках? Шкура мягкая? Гребешок упругий? Сливы давали? Мяты, если бы он съел хоть пару листиков мяты! И сливами могли бы начинить!
Кто знает, до чего довел бы этот разговор. Кто знает, какие гадости устроил бы Королевский Повар — ведь он был сейчас даже злее обычного, а это непросто, уж поверьте. Но тут он замер и начал со свистом нюхать воздух.
— Ты близко, дракончик, нежный, мягкий, вкусный дракончик, очень близко, — неприятным голосом (ну а что делать — другого голоса у него не было) пропел Черный Повар и заспешил со двора. За калиткой он остановился и еще раз тщательно принюхался. — Дракончик, молодой нелетающий дракончик, ты спешишь, ты бежишь, ты похудеешь и станешь жестким, — пробормотал себе Повар, доставая черный гребень из черного кошелька. — Не надо бегать, молоденький дракончик, не надо спешить.
Черная рука примерилась, воткнула черный гребень в землю и пробороздила полукруг. Лес где-то впереди отозвался стоном и треском. Злая, нехорошая улыбка заиграла на губах Королевского Повара, но из-за глубокого капюшона ее никто не видел.