– Всехсвятская улица, дом одиннадцать, – сказал
Бестужев. – Знаю уже. Как он шел?
– Как человек, полностью в себе уверенный, –
сказал Сёма. – И в мыслях не держал, что его могут тропить. Благодаря чему
я, рискнув войти за ним следом, прекрасно слышал, как он потребовал у
приказчика провести его к хозяину, что приказчик и исполнил с таким видом,
словно оба давно знакомы и просьба эта уже привычна. Я, конечно, в задние
комнаты следом за Обломом последовать не мог, пришлось вести чисто наружное
наблюдение. Через восемнадцать минут Облом появился в лавке, вышел, в течение
минут примерно сорока бесцельно болтался по улицам, явно не зная, куда себя
деть. Потом в скверике на Почтовой к нему подошел субъект, мне неизвестный: лет
около тридцати пяти, роста среднего, глаза темные, черноволос, усы и борода
того же цвета, одет как купец средней руки – русское платье, не
европейское, во всем облике есть нечто цыганистое, почему и был зашифрован мною
как Цыган. Перекинувшись несколькими словами, оба остановили извозчика. Я тоже
сумел остановить другого и следовал за ними до места, известного в Шантарске, как
Афонтова гора – обширная лесистая возвышенность на восточном краю города,
застроена дачами и так называемыми заимками – отдельно стоящими частными
домами. В одной из таких заимок оба и скрылись. Пребывали там достаточно долго,
до десяти тридцати шести вечера, когда вышли, не осталось сомнений, что
употребляли спиртное в приличном количестве. Пешком направились в город,
благодаря поддавшему состоянию и лесной местности вести за ними наблюдение было
нетрудно. В черте города Цыган взял извозчика и скрылся в неизвестном
направлении, а Облома я повел дальше, пока он меня не привел к частному
деревянному домику по улице Пристанской, семнадцатый номер. Последующие
наблюдения убедили, что там он и проживает, – собака хвостом вертела, на
грудь кидалась, потом во двор вышел враспояску, папироску выкурил. Я решил, что
моя миссия выполнена, и отправился на ваши поиски. По причине позднего времени
людей на Пристанской не было, так что порасспросить оказалось не у кого. Но там
он живет, это точно.
– Молодец, – сказал Бестужев.
Работать Сёма умел, несмотря на относительно молодой
возраст, именно он однажды, ведя порученный его заботам объект, оказался
вынужденным с тремя рублями в кармане прыгнуть вслед за клиентом в поезд
дальнего следования. И оказался за девятьсот девяносто верст от Петербурга, в
глухом белорусском местечке, где и русского-то толком не знали. Претерпев
разные приключения, коих хватило бы на полромана Дюма, Сёма ухитрился
просуществовать как-то и установить адрес, куда направлялся объект, – там
потом был вскрыт неплохой эсеровский гадюшник…
– Что дальше?
– Ничего пока, – сказал Бестужев, чуть
подумав. – Будьте с Пантелеем в полной боевой готовности. Как станут
развиваться события, толком неизвестно.
– Алексей Воинович…
– Ну, что ты мнешься?
Еще немного поерзав, Сёма сказал решительно:
– Алексей Воинович, что-то тут неладно.
– А конкретно?
– Эти двое, Облом и Канотье, мне, уж простите на глупом
слове, чрезвычайно напоминают филеров. Я наших давно уж без промаха узнаю по
ухваткам, этакому чему-то неуловимому… как и нелегалов, впрочем. Пудель, знаете
ли, даже если во всю жизнь волкодавов не видел, встретив такового, тут же
опознает, что имеет дело с такой же собакой, а не, скажем, с козой…
– Вот что, Сёма, – сказал Бестужев тихо и
серьезно. – Ты, родной мой, помалкивай. Нет, со мной ты просто-таки обязан
делиться всеми соображениями и догадками, а вот с прочими, если приведется,
помалкивай. Усек?
– С полным разумением… Разрешите скрыться черным ходом?
– Валяй, – кивнул Бестужев.
Заперев за Акимовым дверь, он тщательно повернул ключ в
замке. И перед тем, как погасить перед сном керосиново-калильную лампу, положил
под подушку браунинг с патроном в стволе. Он вовсе не ждал скверного визита, но
ничего не мог с собой поделать, душа требовала присутствия оружия рядом.
Вопреки тяжелым предчувствиям, на кровати покойника спалось
не так уж плохо, и никакие кошмары не приснились, а приснилась прекрасная
незнакомка с бесценными рубинами на шее – снилась поэтически, светло и чисто,
почему-то лес вокруг был осенний, багряно-золотой, их разговор казался во сне
душевным и нежным до щемящей тоски в груди. Вот только, проснувшись, Бестужев,
как это случается сплошь и рядом, забыл все до единого сказанные во сне слова,
и свои, и ее. А вот щемящая тоска осталась…
Часть вторая. Суворовская тактика с местными поправками
Глава 1
Обстоятельно и подробно
– Пантелей пусть походит вокруг Даника, – сказал
Бестужев. – Осторожненько, не его учить, но все равно напомни лишний раз
насчет скрупулезности…
– Ага, – сказал Сёма. – А мне, значит, этот,
Облом?
– Не спеши, – поморщился Бестужев. – Этот
Облом как личность, несомненно представляющая собой чистой воды рядового
исполнителя, меня интересует в последнюю очередь. У тебя – не Облом, а девица
по имени Анюта Белякова. Имеющая жительство в меблирашках на Покровской. Сразу
уточню, что девицей ее следует звать чисто фигурально – поскольку
промышляет тем древним ремеслом, что связано с полным отсутствием девичества…
Сначала опять-таки походи вокруг, разузнай по возможности, сильно пьет или не
особенно, не употребляет ли порошочки и вообще не слывет ли записной
фантазеркой. Одним словом, в быстрые сроки сделай мне полный «портрет». Вот и
всё пока. А сейчас испаряйся, за мной скоро должны приехать гостеприимные
хозяева.
– Чересчур уж гостеприимные, – проворчал
Семён. – С ходу «хвостов» поставили…
– Сёма, – серьезно сказал Бестужев. – Я тебе,
как ценному сотруднику, иногда позволяю вольности, но ты все-таки тонко
чувствуй момент, когда начальство не расположено выслушивать твои комментарии…
Брысь!
Семен улетучился из номера, и, как оказалось, очень вовремя
– буквально через минуту в дверь решительно постучали. Бестужев крикнул:
– Прошу!
Сначала он увидел голубую жандармскую фуражку и лишь потом
узнал ее хозяина. Вот так неожиданность… Рокицкий, удивленный еще больше, даже
воскликнул:
– Вы?
– Я, – сказал Бестужев, ощутив мучительную
неловкость. – Я полагал отчего-то, Иван Игнатьевич, что вы – в Иркутском
управлении…
– Нет, меня направили именно сюда, – сказал
штабс-ротмистр Рокицкий, уже полностью овладев собой. – Имею честь служить
помощником полковника Ларионова. За вами прислан экипаж. Если вы готовы, прошу
пожаловать…
Он теперь сохранял на лице бесстрастное выражение хорошо
воспитанного человека, умеющего к тому же надежно скрывать свои эмоции, –
по крайней мере, после первой, минутной растерянности. Сторонний наблюдатель,
войди он с опозданием, мог вообще не понять, что Бестужев с Рокицким прекрасно
знают друг друга…