Он медленно стал поворачиваться. Следовало отдать должное
самообладанию Прохора – он взял себя в руки гораздо быстрее, чем представлялось
поначалу. Когда они оказались лицом к лицу, коридорный вновь стал услужливым,
расторопным лакеем, без малейших следов только что пережитого ужаса. Разве что
улыбка стала чуточку натянутой:
– Что вы такое говорите, ваше степенство?
Померещилось-с…
– Говорю тебе, я его отчетливо рассмотрел, –
сказал Лямпе, уже не сводя с него пытливого взгляда. – Выглядел он в
точности так, как я описал. Чиновник. Не старый, немногим меня старше. С
темными волосами, рослый. Пистолетик блестящий такой, на первое впечатление, из
иностранных…
– Поблазнилось-с, ваше степенство, – прилагая
героические усилия, чтобы держать себя в руках, ответил коридорный. –
Чтобы в нашей да гостинице-с… Никоим образом невозможно. Было дело, стрелялся
антрепренер, и даже до смерти, но тому уж десять лет минуло, да и произошла эта
печальная неприятность вовсе даже не в нашей гостинице, а в театре…
– Ну, а кто здесь жил до меня?
– До вашего степенства-с? – лихорадочно соображал
Прохор. – А это… Особа духовного звания, отец протоиерей, проездом из
Томска-с в Иркутск, изволил переночевать и благополучно выехал… ну, а прежде
отца протоиерея десять дней-с изволили проживать господин горный инженер,
только они не темноволосые, а, наоборот, белы волосом, русы то есть…
– Но я же видел отчетливо…
– Померещилось, ваше степенство-с! – прижал Прохор
ладони к груди. – В жару мало ли что может померещиться. Вот был у нас
случай с купцом первой гильдии Фролом…
– Может, и в самом деле померещилось? – потер
Лямпе лоб, словно размышляя вслух. – Но ведь до чего четко и явственно…
Как на фотографической карточке…
– Эх, ваше степенство! – ухмыльнулся Прохор уже
совершенно спокойно. – В «Ниве» вон писали, что в аравийских пустынях
по причине жаркой погоды случаются видения аж целых городов или там караванов с
погонщиками… Вошли вы с жары в полутемную прохладу – вот и произошел-с обман
зрения… Вроде бы для такого имеется-с научное наименование, но я его по
недостатку ученого образования и не выговорю, хотя читал где-то… Истинно-с вам
говорю, от жары померещилось!
Он был сама убедительность, так что Лямпе на миг даже стало
неловко.
– Ну, пожалуй что… – протянул он
раздумчиво. – Убедил ты меня, Антуан… Жара, действительно… – он вновь
сел, вытянул ноги и улыбнулся крайне легкомысленно. – Ну и бог с ним, с
видением… Давай-ка мы лучше поговорим о вещах насквозь земных, более того, тех,
что приятнее привидений… Ты мне, помнится, говорил, что в случае такой
надобности поможешь с приятным и безопасным времяпрепровождением… – и, не
оставляя никаких неясностей, провел пальцем в воздухе линию, напоминавшую
женскую фигуру.
Антуан-Прохор облегченно вздохнул:
– Ну, это другое дело-с, а то привидение какое-то
выдумали… С полным нашим усердием. Конечно, лучше бы подождать до вечерней
поры…
– Голубчик, – сказал Лямпе капризно. – Барин
развлекаться желают. Понятно тебе, вибрион? А сие означает – незамедлительно.
Если барин желают. – Он сунул два пальца в жилетный карман и тут же вынул,
поигрывая зажатой меж ними сложенной трешницей. – Можешь ты мне
предоставить в самые что ни на есть кратчайшие сроки самое что ни на есть
зефирическое создание?
– Простите-с, ваше степенство, по необразованности не
могу проникнуться, что это за зефирическое за такое, – деловым тоном
сказал коридорный. – Однако ж в кратчайшие-с, как вы изволите желать,
сроки доставим в лучшем виде чрезвычайно приятную барышню. В смысле здоровья-с
не извольте беспокоиться, наши барышни чистенькие. Позвольте-с
поинтересоваться, попышнее предпочитаете?
– Да как тебе сказать… – столь же деловым тоном
сказал Лямпе. – Не толстушку и не худышку… В пропорцию, соображаешь?
– Так точно-с! – заверил коридорный. – Насчет
пропорции – это очень понятно-с! Не впервые слышим-с!
– И вот что еще, голубчик… – совсем спокойно,
лениво сказал Лямпе. – Ты мне, во-первых, спроворь такую, чтобы постоянно
здесь… бывала. Местом своим, если можно так выразиться, дорожила. И репутацией.
А то попадется какая-нибудь случайная вертихвостка, ищи-свищи потом часов с
бумажником…
– Не извольте беспокоиться-с, и это предусмотрено!
Ясное дело, из постоянных, чтобы в случае чего спрос был!
– Во-вторых, – сказал Лямпе. – Ты мне подбери
такую… чтобы была не полная дура. Чтобы с ней можно было приятно и, я бы
сказал, умственно побеседовать. Времени у меня, мон шер ами Антуан, много,
девать его некуда, ради скоротания скуки и поболтать хочется…
– Учтено-с! Подберем подходящую для умственной беседы…
Я так понимаю, прикажете в номер вина, фруктов и прочего… сопутствующего?
– Ну разумеется, голубчик, – кивнул Лямпе,
протягивая ему трешницу. – Только ты не больно-то роскошествуй, я
как-никак немец, а следовательно бережлив, да и потом я ж не архиерея принимать
собираюсь, так что стол накрой без боярских выкрутасов… Уяснил?
– Все будет спроворено-с в лучшем виде! –
вдохновенно заверил коридорный и, отпущенный легоньким мановением руки,
скользнул к двери совершенно бесшумно.
Лямпе смотрел ему вслед так, словно из винтовки целился.
Были основания легонько себя похвалить – план удался блестяще. Сейчас можно
было со всей уверенностью сказать: Антуан-Прохор знал о том, что прежний постоялец
был найден здесь с пулей в голове и пистолетом в руке. А это уже кое-что. Это,
господа, и есть пресловутая печка, от которой следует танцевать. Порой бывает
невероятно трудно определить местонахождение означенной печки, а ведь без этого
и танец не танец…
«Поработаем», – подумал он со спокойной, веселой
яростью. Не в чащобе и не в пустыне, господа хорошие, имеем честь пребывать.
Поработаем…
Глава 6
Мадемуазель и ревенант
[9]
Воспользовавшись свободным временем, Лямпе сделал то, что
могло подождать до сего момента, – достал из жилетного кармана небольшую
мельхиоровую зубочистку и распахнул дверцы гардероба.
Старательно, привычно измерил зубочисткой три отрезка – от
задней стенки до чемодана, от передней и боковой до него же. Удовлетворенно
хмыкнул. Ни один промер не совпадал с теми, первоначальными, которые он сделал,
когда поставил сюда чемодан. Ошибки были пустяковые, в общем-то от половины до
трети вершка, те, кто аккуратненько вынимал его чемодан из гардероба – зачем
же, кроме как ознакомиться с содержимым? – были не новички в своем
ремесле, но полной скрупулезности не соблюли. Что ж, бог им судья. В чемодане
не было ничего подозрительного или недозволенного, содержимое полностью
соответствовало образу торгового немца среднего достатка, даже лютеранская
Библия на немецком языке имелась. Кастет он сразу же переложил в карман, когда
уходил.