«Я прогнал его. Господи! Я заставил отступить этого сукиного
сына». Ральф не имел ни малейшего представления, кем на самом деле являлось
создание в белом халате, но он знал, что спас от него Розали, и пока этого было
достаточно. Вопрос о здравости собственного рассудка, возможно, вернется ранним
утром, когда он, как всегда сидя в кресле, будет смотреть на пустынную,
застывшую внизу улицу, но в данный момент Ральф чувствовал себя на миллион
баксов. — Ты ведь видела его, Розали? Ты видела этого отвратительного
маленького… Посмотрев вниз, он обнаружил, что Розали больше нет у его ног, он
вовремя поднял голову, успев заметить, как собака прошмыгнула в парк, опустив
морду и поджав подбитую лапу.
— Розали! — крикнул он. — Эй, девочка!
И даже не понимая почему — разве только потому, что они
вместе пережили нечто экстраординарное, — Ральф ринулся за собакой, сначала
трусцой, потом бегом, затем галопом.
Ральф давно не бегал. Раскаленная игла боли вонзилась в
левый бок, распространяясь за лопатку и на всю грудь. В глубине парка он,
наконец, остановился, нет — замер, упираясь руками в согнутые колени. Пот щипал
глаза и катился по лицу, как слезы. Ральф хрипло дышал, размышляя, обычная ли
это колющая боль, возникавшая у него во время бега на школьном стадионе, когда
он учился в старших классах, или так чувствует себя человек, с которым
приключился фатальный сердечный приступ.
Через тридцать или сорок секунд боль начала отступать,
значит, это все-таки покалывание в боку. Отличное подтверждение тезиса
Мак-Говерна: «Я кое-что скажу тебе, Ральф, — в нашем возрасте умственные
устройство явление распространенное». Ральф не знал, так ли это, зато он
сознавал, что от года, когда он участвовал в соревнованиях по бегу, его
отделяет почти столетие и что погоня за Розали была глупостью, возможно,
представляя опасность для его здоровья. Схвати у него сердце, вряд ли Ральф
оказался бы первым стариком, наказанным коронарным тромбозом за возбуждение и
игнорирование тою факта, что его восемнадцать уже давно ушли, и ушли навсегда.
Боль слабела, Ральф приходил в себя, но ноги еще не
слушались, словно могли без предупреждения подкоситься в любой момент и
сбросить его на дорожку, посыпанную гравием. Ральф поднял голову в поисках
ближайшей скамьи и увидел нечто, заставившее его забыть о бродячей собаке,
дрожащих ногах, даже о возможности инфаркта. Ближайшая скамья находилась в
сорока шагах по левой тропинке, на вершине небольшого холма. На скамье в
добротном голубом пальто сидела Луиза Чесс. Обтянутые перчатками руки покоились
на коленях, а сама Лукза рыдала так, будто у нее вот-вот разорвется сердце.
Глава двенадцатая
1
— Что случилось, Луиза?
Она взглянула на него, и первое, что пришло ему на ум, стало
воспоминание: пьеса, которую они с Кэролайн смотрели в Бангоре восемь или
девять лег назад. Некоторые актеры изображали мертвецов, их грим составляли
ярко-белые клоунские белила и черная краска под глазами для создания
впечатления огромных пустых глазниц.
Вторая мысль была немного проще: «Енот», Луиза либо увидела
отражение его мыслей на лице, либо догадалась о своем виде, потому что,
отвернувшись, стала возиться с замком сумочки, затем просто закрыла лицо
руками.
— Уходи, Ральф, — хриплым, дрожащим голосом попросила
женщина. — Я сегодня неважно себя чувствую.
При обычных обстоятельствах Ральф выполнил бы ее просьбу,
поспешил бы прочь не оглядываясь, испытывая чувство стыда из-за того, что
натолкнулся на нее, такую беззащитную, с растекшейся тушью под глазами.
Но обстоятельства встречи, окрашенные ощущением легкости и
возвышенности другого мира Дерри, заставили его остаться. К тому же Ральф
чувствовал что-то еще — простое и откровенное. Ему неприятно было видеть Луизу,
в чьем здоровом оптимизме он никогда не сомневался, одиноко сидящую в парке и
рыдающую навзрыд.
— Что случилось, Луиза?
— Я просто неважно себя чувствую! — закричала она. — Оставь
меня в покое!
Луиза уткнула лицо в обтянутые перчатками руки. Спина
тряслась, рукава голубого пальто подрагивали, и Ральф вспомнил Розали в момент,
когда лысоголовый карлик кричал на нее, приказывая подойти: собака казалась
несчастной и напуганной до смерти.
Ральф, присев рядом с Луизой, слегка обнял ее и притянул
поближе.
Женщина прижалась к нему, но тело ее осталось напряженным…
Словно превратилось в камень.
— Не смотри на меня! — выкрикнула она тем же взвинченным
голосом.
— Даже не смей! У меня размазалась косметика! Я специально
красилась к приезду сына и невестки… Они приезжали на завтрак… Мы собирались вместе
провести утро… «Мы отлично проведем время, ма», — сказал Гарольд… Но причина,
по которой они приехали… Видишь ли, настоящей причиной… Она захлебнулась
плачем. Ральф достал из кармана смятый, но чистый платок и вложил его в ладонь
Луизы, та не глядя взяла платок.
— Давай, — сказал он. — Можешь подчистить перышки, если
хочешь, хотя ты не выглядишь плохо, Луиза; честное слово.
«Немножко взъерошенно», — подумал он и улыбнулся, но улыбка
сразу же умерла. Он вспомнил тот сентябрьский день, когда отправился в аптеку
за упаковкой химического сна и наткнулся на стоявших у входа в парк Луизу и
Билла, живо обсуждающих демонстрацию, организованную Эдом возле здания Центра.
— В тот день Луиза была явно подавлена — Ральф вспомнил, что она показалась ему
измученной и уставшей, несмотря на взволнованность и беспокойство, — но почти
прекрасной: широкие бедра вызывали томление, глаза горели, на щеках цвел
девический румянец. Сегодня все выглядело лишь воспоминанием; с разводами туши
под глазами Луиза Чесс напоминала старого печального клоуна, и Ральф испытал
горячую вспышку ярости к тому, кто или что вызвало эту перемену.
— Я выгляжу ужасно! — сказала Луиза, яростно орудуя платком
Ральфа.
— Похожа на пугало!
— Нет, мэм, вы лишь немножко испачканы.
Наконец Луиза повернулась к нему. Ей пришлось приложить
немалые усилия, чтобы снять румяна и все остальное платком Ральфа.
— Я выгляжу ужасно? — выдохнула она. — Скажи мне правду,
Ральф Робертс, иначе окосеешь.
Он подался вперед и поцеловал влажную щеку.
— Прекрасно, Луиза. Тебе следовало бы поберечь свою неземную
красоту. Она неуверенно улыбнулась, и эта мимика вызвала еще пару слезинок.
Ральф, взяв у нее смятый платок, нежно вытер их.
— Я так рада, что именно ты застал меня здесь, а не Билл,
произнесла женщина. — Я сгорела бы со стыда, застань меня Билл рыдающей на
людях. Ральф огляделся по сторонам. Он увидел Розали, целую и невредимую, у
подножия холма между двумя кабинами общественного туалета — собака лежала,
положив морду на лапы, — но больше рядом никого не было.