Ральф взял второй лист. Элен писала:
Я собираюсь развестись с ним. Часть моего разума (она
рассуждает совсем как моя мамочка) начинает буквально выть, когда я так резко
говорю об этом, но я устала обманываться насчет своего положения. Здесь
проводят психотерапевтические занятия, наподобие тех, во время которых люди,
усевшись в кружок, за час используют по четыре коробки бумажных платков, но,
представь, это помогает видеть вещи в их истинном свете и возвращает
способность проще воспринимать происходящее. В моем случае простота заключается
в том, что человек, за которого я вышла замуж, превратился в опасного параноика.
То, что иногда он бывает любящим и нежным, — всего лишь обманный маневр. Мне
необходимо помнить, что мужчина, некогда даривший мне собственноручно сорванные
цветы, теперь иногда, сидя на крыльце, разговаривает с воображаемым
собеседником, с мужчиной, которого называет «маленький лысоголовый доктор».
Разве этого не достаточно? Думаю, я знаю, как все это началось, Ральф, и, когда
мы встретимся, я тебе обо всем расскажу, если ты, конечно, захочешь слушать.
Я вернусь в дом на Гаррис-авеню (хотя бы на время) к
середине сентября, если только найду работу… Впрочем, ни слова больше, так как
эта тема пугает меня до смерти! Я получила записку от Эда — всего пару строк,
но все равно, какое облегчение! — в ней он сообщает, что поселился в коттедже
во Фреш-Харборе и согласен не вступать со мной в контакт. Он пишет, что очень
сожалеет о случившемся, но я сомневаюсь в его искренности.
Не то чтобы я ожидала получить от него послание со следами
слез на бумаге или бандероль с отрезанным ухом, но… Сама не знаю. У меня такое
ощущение, будто он и не извиняется вовсе, а просто пишет под диктовку. А может
быть, я не права? К тому же он вложил в конверт и чек на семьсот пятьдесят
долларов, как бы намекая этим, что сознает свою ответственность. Все это
хорошо, но мне кажется, больше всего я была бы счастлива услышать, что ему
помогли с его ментальными проблемами. Согласно приговору, ему предписаны
восемнадцать месяцев интенсивного лечения. Я рассказала об этом в группе, .-(
смеялись, будто я шутила. Но мне не до шуток.
Иногда, когда я думаю о будущем, передо мной встают пугающие
картины.
То я вижу нас в очереди за бесплатной похлебкой, а то бреду
на Третью улицу с Натали на руках в ночлежку для бездомных. Стоит только
подумать об этом, как меня бросает в дрожь или я начинаю плакать. Понимаю — это
глупо; слава Богу, у меня ведь есть диплом об окончании библиотечного колледжа,
но я все равно не могу избавиться от подобных мыслей. И знаешь, за что я
хватаюсь, когда меня обступают ужасные видения? За слова, сказанные тобой в «Красном
яблоке». Ты сказал, что у меня много друзей и что я непременно выберусь из
этого. Так что я уверена — у меня, по крайней мере, есть один друг. Самый
настоящий друг.
С любовью,
Элен.
Ральф промокнул выступившие слезы — он стал слишком
слезливым в последнее время, возможно, из-за усталости — и прочитал
постскриптум в конце страницы и на полях справа:
P.S. Мне бы хотелось, чтобы ты приехал, но мужчинам сюда
«вход воспрещен» по причинам, вполне тебе понятным. Нам даже советуют вообще
умалчивать о своем месте пребывания!
Э.
Пару минут Ральф сидел с письмом Элен на коленях, задумчиво
глядя вдаль. Был конец августа, все еще лето, но листья тополей уже начинали
отливать серебром, когда ветер играл с ними, и в воздухе все чаще чувствовалось
дыхание прохлады. Надпись в витрине «Красного яблока» гласила: «ВСЕ ДЛЯ ШКОЛЫ!
НЕ ЗАБУДЬТЕ ЗАЙТИ!» А где-то на окраине Ньюпорта, в большом фермерском доме,
где избитые женщины пытаются снова сложить по кусочкам свои разбитые жизни,
Элен Дипно моет зимние рамы, готовя их к долгой зиме.
Он аккуратно вложил письмо в конверт, пытаясь вспомнить,
сколько времени Элен и Эд были женаты. Лет шесть или семь, не меньше. Кэролайн
знала бы наверняка. "Сколько же необходимо мужества, чтобы поджечь трактор
и урожай, который выращивался шесть или семь лет? — спросил он себя. — Сколько
же требуется мужества, чтобы сделать это, когда столько времени ушло на
познание того, как правильно подготовить землю, и когда лучше, и сколько нужно
поливать, и когда снимать урожай? Столько же, чтобы сказать: «Я хочу отделаться
от этого гороха, он мне не подходит, уж лучше я попробую кукурузу или бобы».
— Много, — ответил он, снова вытирая глаза. — Чертовски
много, лично я так считаю.
Внезапно Ральфу очень захотелось увидеть Элен, повторить те
слова, которые она так хорошо запомнила, а он произнес тогда почти механически:
«С тобой все будет хорошо, ты справишься, у тебя много друзей».
Казалось, от весточки Элен спал тяжкий груз с его плеч.
Ральф встал, положил письмо в задний карман брюк и направился к площадке для
пикников. Если ему повезет, он найдет там Фэя Чепина или Дона Визи и сыграет
партию в шахматы.
2
Но облегчение от письма Элен ничуть не смягчило ситуацию с
бессонницей; преждевременные пробуждения продолжались, и ко Дню Труда Ральф
открывал глаза уже около 2.45 утра. К десятому сентября — в тот день Эд Дипно
снова был арестован, теперь уже в компании с еще пятнадцатью мужчинами, —
продолжительность сна Ральфа в общей сложности свелась часам к трем, и он
чувствовал себя чуть ли не инфузорией под микроскопом. "Я всего лишь
одинокое простейшее, — думал Ральф, глядя на Гаррис-авеню из своего кресла. Он
сожалел, что не может смеяться.
Число опробованных им надежных народных методов продолжало
расти, и Ральфу все чаще приходила в голову мысль, что он уже вполне в
состоянии написать забавную книжонку на эту тему… Если (в этом и заключалась
вся проблема) ему удастся выспаться, чтобы хоть как-то восстановить способность
мыслить логически. К концу лета он уже постоянно забывал, куда подевал свои
носки, а мысли его все время возвращались к неудачной попытке отыскать в
кухонном шкафу бульонный кубик в тот день, когда была избита Элен. С тех пор,
однако, он не скатывался до ощущения себя одноклеточным, потому что ему
все-таки удавалось хоть немного поспать ночами, но Ральф ужасно боялся снова
дойти до подобного состояния — а возможно, и дальше, — если дело не пойдет на
поправку. Временами (обычно к 4.30 утра) — Ральф мог поклясться в этом — он
чувствовал, как усыхает его мозг. Спектр знахарских средств оказался необычайно
широк — от великого до смешного. Лучшим примером первого являлась разноцветная,
восхваляющая чудеса Миннесотского института проблем сна в Сент-Поле. А
образчиком последнего можно было назвать Магический Глаз, амулет на все случаи
жизни, рекомендуемый такими бульварными газетенками, как «Всенародный
справочник» и «Внутренний взгляд». Сью, продавщица из «Красного яблока», купила
один и презентовала его Ральфу. Ральф взглянул на грубо намалеванный голубой
глаз, взирающий с медальона (который, по его мнению, первоначально служил
фишкой для игры в покер), и почувствовал, как внутри у него все холодеет. Ему
кое-как удалось подавить ужас и найти в себе силы добраться до дома, благодаря
Бога за эту милость.