— Он обыскал карман мужчины, сбившего Розали, — сказала она.
— Пока мужчина стоял на коленях перед собакой, чудовище залезло ему в карман и
вытащило гребенку. А панама, которую носит лысоголовый… Уверена, она мне
отлично известна.
Ральф продолжал смотреть на Луизу, судорожно сжавшись,
надеясь, что ее воспоминания не пойдут дальше.
— Ведь это панама Билла?
Ральф кивнул. Луиза прикрыла глаза:
— О Боже…
— Как ты, Луиза? Ты в состоянии идти?
— Да. — Луиза открыла дверцу. — Но давай действовать
быстрее. Пока я не растеряла всю свою решимость.
— Дай мне знать, когда это произойдет, — ответил Ральф
Робертс.
3
Едва они подошли к главному входу городской больницы, Ральф,
склонившись к Луизе, пробормотал ей на ухо:
— С тобой это произошло?
— Да. — Зрачки Луизы расширились. — Да. И на сей раз очень…
Когда они миновали луч фотоэлемента и двери больничного вестибюля
распахнулись перед ними, поверхность окружающего мира как бы освободилась от
шелухи, обнажая другой мир, сверкающий невидимыми цветами, наполненный
невидимыми формами. Над головой, над огромным полотном, изображающим Дерри
начала века, темно-коричневые копьеобразные фигуры нападали друг на друга,
приближаясь и разрастаясь, пока не пришли в соприкосновение. Когда это
произошло, последовала темно-зеленая вспышка, и фигуры разлетелись в
противоположные стороны. Яркая серебристая воронка, похожая то ли на водяной
смерч, то ли на циклон в миниатюре, спускалась по лестнице, ведущей на второй
этаж, где располагались комнаты для встреч, кафетерий и конференц-зал. Широкий
конец воронки кивал при каждом перемещении со ступеньки на ступеньку, и Ральфу
это сооружение показалось дружелюбным, напоминающим антропоморфные персонажи из
мультфильмов Диснея. Пока Ральф смотрел, двое мужчин с «дипломатами» поспешили
вверх по лестнице, и один из них прошел прямо сквозь серебристую воронку. Он,
не переставая, разговаривал со своим спутником, но, появившись с другого края
воронки, машинально пригладил волосы… Хотя ничто не нарушило аккуратность его
прически.
Воронка добралась до нижней ступеньки, покружила по центру
вестибюля плотной сверкающей восьмеркой, а затем прекратила существование,
оставив после себя легкую розоватую дымку, да и та вскоре растворилась.
Луиза толкнула Ральфа локтем в бок, хотела было махнуть
рукой в сторону кабины справочного бюро, но вспомнила, что вокруг люди, и
ограничилась легким движением подбородка в ту сторону. Ранее Ральф видел в небе
некую субстанцию, формой напоминающую доисторическую птицу. Теперь же его взору
предстала длинная светящаяся змея. Она прокладывала себе путь по потолку, минуя
объявление:
"ЗДЕСЬ БЕРУТ КРОВЬ НА АНАЛИЗ.
ПРОСИМ ПОДОЖДАТЬ".
— Она живая? — встревоженно прошептала Луиза. Ральф
присмотрелся внимательнее и увидел, что у создания нет головы… Как и видимого
хвоста.
Оно состояло из одного туловища. Ральф предполагал, что
создание живое он считал, что в некотором роде все ауры живые, — но вряд ли это
была настоящая змея и едва ли она несла в себе угрозу, по крайней мере им.
— Стоит ли переживать по пустякам, дорогая? — прошептал
Ральф в ответ, когда они пристроились в конце небольшой очереди к справочному
окошку, и, когда он произнес эту фразу, змея, казалось, всосалась в потолок и
растаяла.
Ральф не знал, какое место занимали такие вещи, как птица и
воронка в тайном мире, но был уверен, что главные роли отводились именно людям.
Вестибюль городской больницы Дерри представлял собой
зрелище, достойное фейерверка в День Независимости, представление, в котором
роли римских свечей и китайских фонтанов исполняли человеческие существа.
Луиза подергала Ральф за ворот рубашки, чтобы тот наклонился
к ней. — Только говорить будешь ты, Ральф, — удивленным, обессиленным голосом
попросила она. — Я и так держусь из последних сил.
Мужчина, стоявший впереди них, отошел в сторону, и Ральф
приблизился к окошку. И тут его охватило невероятно ясное, пропитанное щемящей
грустью воспоминание, связанное с Джимми Вандермеером. Они ехали по Род-Айленду
и, увидев недалеко от дороги палатку цирка-шапито, решили не пропустить
представление. Конечно, пьяны они были в стельку. Парочка разряженных девчонок,
стоя перед откинутым пологом шапито, предлагала программки, и когда они с
Джимми приблизились к юным прелестницам, то принялись увещевать друг друга
вести себя как трезвые. Попали ли они туда в тот день? Или… — Чем могу помочь?
— поинтересовалась сотрудница за окошком справочной; судя по тону, она
оказывала Ральфу огромное одолжение, разговаривая с ним. Ральф увидел существо
женского пола, похороненное внутри тревожно-оранжевой ауры, похожей на пылающий
ежевичный куст. «Вот особа, читающая только классическую литературу и требующая
по отношению к себе крайне церемонного обращения», — подумал Ральф и тут же
вспомнил, как девушки, стоявшие на страже у входа в шапито, бросили на них с
Джимми оценивающий взгляд и вежливо, но решительно завернули приятелей обратно.
Тот вечер они с Джимми закончили в дешевом ресторанчике,
довольные, что их хоть оттуда не вышвырнули вон.
— Сэр? — нетерпеливо произнесла женщина в стеклянной кабине.
— Чем могу помочь?
Ральф почти ощутимо опустился в действительность.
— Мэм, мы с супругой хотели бы навестить Джимми Вандермеера,
он лежит в палате на третьем этаже, если…
— Это реанимационное отделение! — отрезала дама. — Вход
только по специальным пропускам! — Оранжевые крючки стали пробиваться сквозь
сияние, окружавшее ее голову, а сама аура превратилась в горящий ежевичный
куст, который протащили по неизведанным призрачным дебрям.
— Я знаю, — робко произнес Ральф, — но мой друг Лафайет
Чепин сказал…
— Господи! — взорвалась женщина в будке. — Прекрасно, у всех
есть друзья! Просто замечательно! — Она иронично закатила глаза.
— Фэй сказал, что к Джимми пропускают посетителей. Видите
ли, у него рак, и вряд ли он долго протянет.
— Так и быть, я проверю списки, — ответила женщина таким
недовольным тоном, будто ее заставили выполнять не имеющее смысла задание, но
компьютер работает сегодня очень медленно, так что придется подождать.
Сообщите мне свои фамилии, а сами вместе с женой пока можете
присесть, я позову вас, как только… Ральф решил, что уже достаточно отведал
пирога робости перед этим цербером бюрократии. В конце концов, он ведь не
требовал въездную визу в Албанию; ему подошел бы и пропуск в реанимационное
отделение.