Стилет осушил до дна свой бокал и обратился ко всем присутствующим:
- А теперь отведайте моего шашлыка. Надеюсь, он вам придется по вкусу.
Шашлык был действительно потрясающим. По крайней мере, я такого еще не пробовала, даже когда гостила у деда Геворга. Чувствовалось, что Стилет не только умел готовить, но и отнесся к делу с душой.
Вечером, уже после застолья, законник вызвал меня к себе в гостиную для конфиденциального разговора.
Поднявшись к нему, я села в кресло напротив него и стала ждать, что он скажет. Он же какое-то время молчал, изучающе разглядывая меня, так что мне, признаюсь, даже стало немного не по себе, а потом спросил:
- Скажи мне, Маркиза, а зачем ты выстрелила в помощника вице-губернатора по здравоохранению Владимира Витальевича Самошина?
Меня аж передернуло, когда он произнес фамилию этого подонка. Но я сумела справиться с нахлынувшими эмоциями и ответила:
- Так получилось, Артем.
- Понимаешь, этот Самошин был человеком заказчика.
- Из-за него, - не выдержала я, - моя жизнь пошла по кривой дорожке, с которой мне теперь не свернуть. И простите меня, Артем, я больше не хочу говорить об этом. Но если вы будете настаивать, я расскажу все.
- Не стоит, Маркиза. Я верю тебе. И если ты говоришь так, значит, за базар отвечаешь. Да и страшного ничего не случилось. У нас есть подозрения, что именно из-за этого человека и пришлось избавляться от немца. А с заказчиком я разберусь сам, чтобы он впредь думал, кого посвящать в свои дела.
Мне очень хотелось узнать поподробнее обо всем этом деле, о заказчике, о роли Самошина, но я промолчала, вспомнив народную мудрость - «меньше знаешь, крепче спишь».
- Маркиза, а теперь о приятном. - Вор протянул мне стильный титановый кейс. - Здесь двести пятьдесят тысяч баксов. Бери. Ты заработала.
Я с благодарностью посмотрела на Стилета, а он, словно прочитав мои мысли, добавил:
- Не благодари. Это я тебя благодарить должен. Да, и вот еще что. - Выдвинув ящик стола, он достал оттуда большой конверт и протянул его мне.
Заглянув внутрь, я обнаружила два паспорта: один гражданский, другой заграничный. Фотографий вклеено не было. Как позже объяснил Стилет, мне снова надо было менять внешность. Но он заверил меня, что это дело одного дня: все сделают прямо у него в особняке. Тут же и сфотографируют и фото в ксиву пришпандорят.
- Теперь тебе нужно запомнить твое новое имя, - сказал он.
Я снова раскрыла паспорт и прочитала, кем мне на этот раз придется стать.
- Нетрудно запомнить, - улыбнувшись, ответила я законнику.
- Вот и славно. А теперь, Каролина Артемовна Ангелова, спокойной ночи. Иди, доченька, набирайся сил.
* * *
Сидя возле больничной койки находящегося в глубокой коме Самошина, Полина беспомощно сложила на коленях руки и горько заплакала. Судьба, всегда бывшая к ней благосклонной, на этот раз повернулась к ней самой неприглядной своей стороной. Потеряв, еще будучи маленькой девочкой, мать, Полина уже знала, что значит лишиться близкого человека. И теперь, после смерти отца, в ее душе царил полный мрак. Смысл жизни сосредоточился для нее в единственном близком ей человеке, лежащем сейчас перед ней без движения и находящемся на грани между жизнью и смертью. Полина вдруг отчетливо поняла, что если он умрет, то она потеряет последнюю ниточку, связывающую ее с этим миром, и все дни и ночи Полина проводила возле постели Самошина.
Мысли ее постоянно возвращались к роковым событиям, произошедшим в Сочи. Она хорошо помнила, как вошла в номер и ее глазам предстала страшная картина: на ковровой дорожке, заляпанной пятнами крови, лежало тело ее отца. Открытые глаза бессмысленно устремлены вдаль, а на лице печать смерти. Полина с нечеловеческим воплем кинулась к уже остывшему трупу и словно, пытаясь как бы разбудить отца от вечного сна, стала трясти его, выкрикивая:
- Па-а-а-па!!! Ответь!… очнись… Неужели ты… Ну почему? Кто же это? За что? Я люблю тебя, папа… Слышишь, не покидай меня…
Слезы катились по ее щекам, грязным от поплывшей туши и размазавшейся помады. Но Питер Остенбах не слышал ее. Его бренное существование закончилось, он покинул эту грешную землю.
Полина вдруг услышала слабый стон. Оглянувшись, она увидела Самошина, который, скрючившись в неестественной позе, лежал на полу, зажимая рукой рану в нижней части живота.
- Володя, вы живы? Живой… Только потерпи… Не умирай. Сейчас.
Решительно взглянув на переминавшегося с виноватым видом негра-телохранителя, она отдала распоряжение:
- Самюэль, там на шестом этаже хирург из Мюнхена. Альберт Гаштейн. Быстро за ним.
С необыкновенной быстротой для человека его комплекции Самюэль побежал к лифту и через пару минут вернулся в сопровождении немолодого мужчины.
Доктор Гаштейн подошел к лежащему Самошину и посмотрел на его бледное лицо. Приподняв веки, он посветил на зрачок узким лучом фонарика.
- Он еще жив… В вертолет. Как можно быстрее.
Вскоре Самошин был доставлен в центральную больницу города Сочи. Через нескольких часов доктор вышел из операционной и сообщил Полине, что полученное ранение более не грозит жизни пациента, но он находится в глубокой коме и есть подозрения на повреждение позвоночника.
Спустя две недели Самошина на машине скорой помощи доставили в аэропорт. Маленький блестящий самолет фармацевтической компании «Остенбах ГМБХ» выпустил трап, к которому подъехал микроавтобус с красными крестами на борту. Двое санитаров извлекли из автомобиля носилки с лежащим на них мужчиной. Когда дверь самолета закрылась, Полина села напротив доктора Гаштейна и посмотрела на Самошина.
- Как вы думаете, доктор, он выживет?
- Трудно сказать. В Мюнхене мы сделаем полное обследование, включающее рентгенографические и прочие исследования. А пока я затрудняюсь говорить об исходе.
- Сделайте же что-нибудь!
- Вы же знаете, мы с вашим отцом были друзьями, поэтому я сделаю все, что в моих силах.
- Спасибо Альберт, - рука Полины коснулась руки доктора.
Самолет тем временем набрал скорость и легко оторвался от земли. «Хорошо, что он без сознания», - подумала Полина. - «При его боязни летать на самолете он бы сейчас места себе не находил от волнения».
Прилетев в Мюнхен, Полина и доктор Гаштейн доставили Самошина в клинику. Затем Полина села в машину и, купив по дороге цветов, поехала на кладбище. Пройдя мимо ровных рядов надгробий, она подошла к свежей могиле. Земляной холмик был завален венками и букетами. Перешагнув через огромную корзину с цветами, Полина подошла ближе и положила на могилу отца, похороненного неделю назад, две белые розы. Повернувшись к могиле, с надгробного камня которой на нее смотрела молодая женщина, она положила оставшиеся розы на гранит.