Я подошел к кровати и беспечно схватил змею за шею.
Насчет шеи я, конечно, загнул, не было у нее никакой шеи, в общем – за туловище недалеко от головы. Но, как видно, до навыка Педро мне было далеко, потому что змея сразу же повернулась в мою сторону и цапнула меня за предплечье.
Я успел заметить, что во рту змеи не было привычных зубов вроде резцов, клыков и коренных. Все это заменяли две полоски мелких иголочек длиной миллиметров в пять, которые были направлены назад, как видно для того, чтобы просто зацепиться за добычу до того момента, как удастся оплести ее и начать душить.
Вот и эта гадина, уцепившись за мою руку своими мелкими зубками, тут же накинула несколько колец и стала ее душить.
Ее – это мою руку.
Мне было чуть-чуть больно, и по руке потекла тонкая струйка крови. Несчастная испуганная скотина все-таки слегка разодрала мне кожу. Но я, подогретый хорошей дозой вина, не обратил на это никакого внимания и, подняв перед собой руку с намотавшейся на нее змеей, сказал:
– Вот видишь, я гибну, спасая тебя, глупая женщина.
Рита, широко раскрыв глаза и рот, смотрела то на меня, то на удава, азартно душившего мою руку, потом ее рот закрылся, глаза сузились, и она прошипела не хуже этой самой змеи:
– Ах ты сволочь! Ах ты клоун несчастный! Я тут умираю от страха, а ты…
Я резко поднес змею к ее носу, и Рита, отпрянув, стукнулась затылком о спинку кровати. Раздался металлический звук, и в кровати отозвалась какая-то пружина.
Схватившись за затылок, Рита снова зашипела, но уже с другим выражением. Видать, она приложилась к железной трубе достаточно сильно. На ее глазах показались слезы, губы искривились, и хладнокровный агент Федеральной службы безопасности России Маргарита Левина позорно заплакала, громко хлюпая носом и прерывисто вздыхая.
Размотав змею, оказавшуюся неожиданно сильной, я выбросил ее в окно и сел рядом с Ритой на кровать.
Мое каменное сердце размягчилось, и, прижав Риту к себе, я стал укачивать ее, произнося при этом слова утешения:
– Ну что, будешь еще выпендриваться?
– Не-е-ет, не буду…
– Будешь относиться к мужчине с должным почтением?
– Бу-у-уду…
– Вина выпьешь?
– Вы-ы-ыпью…
– Не будешь говорить, что это бормотуха?
– Не бу-у-у-уду…
Я поцеловал Риту в теплую макушку и, встав, повернулся к столу, чтобы налить нам вина. В это время за моей спиной раздался быстрый шорох, и я инстинктивно шагнул в сторону. Подушка, которой Рита намеревалась убить меня на месте, просвистела мимо, а сама она, потеряв равновесие, попыталась ухватиться за меня, но, поскольку я был уже в метре от того места, повалилась вперед и ударилась лбом о край стола. Я подхватил ее, но было поздно.
На лбу у Риты быстро росла высококачественная шишка.
Я взял со стола пистолет и, предусмотрительно вынув обойму, приложил его ко лбу Риты, которая ошеломленно моргала глазами и, похоже, не понимала, что произошло.
– Держи сама, – сказал я, и она послушно прижала пистолет ко лбу.
Я налил вина и, протянув ей полный стакан, сказал:
– Пей!
Рита выпила вино до дна, потом сморщилась и, бросив пистолет на постель, мстительно сказала:
– Все равно бормотуха.
– Может быть, – согласился я, – зато теперь ты знаешь, что Боженька не фраер и все видит. Как сказал однажды Гребенщиков – добро торчит, порок наказан. Не рой другому яму, и так далее.
– А иди ты со своими афоризмами. Не видишь, что бедная женщина вся извелась без тебя?
Похоже, удар головой об стол привел-таки ее в чувство.
– Теперь вижу, – сказал я, наливая ей еще.
– Ну так что же ты стоишь, как столб? Иди и обними свою Риту!
И я пошел и обнял женщину, которая прилетела ко мне на транспортном самолете, принадлежавшем местному наркоторговцу Рикардо Альвецу, чтоб ему сгореть.
Я имею в виду Альвеца, а не самолет.
Глава 9
Коварство и любовь
Знахарь лежал на просторной измятой постели и, бездумно уставившись в потолок, курил, медленными движениями стряхивая пепел на земляной пол. За окном жарило солнце, но в хижине было прохладно и темно.
Рядом с ним распростерлась Рита. Она лежала на боку, прижавшись щекой к Знахарю и положив правую руку ему на грудь. Глаза Риты были закрыты, и от ее спокойного дыхания шевелилась одинокая волосинка, торчавшая из маленькой родинки на загорелой груди ее любовника.
В хижине стояла тишина, и только откуда-то со стороны взлетной полосы, накатанной пьяными пилотами, как деревенский проселок, доносились нестройные голоса кокаиновых революционеров, набравшихся текилы и пульке.
Докурив сигарету до фильтра, Знахарь щелчком отправил ее в открытое окно и, скосив глаза, посмотрел на Риту. Ее лицо было спокойным и умиротворенным. Знахарь усмехнулся, подумав о том, что Рита получила наконец то, ради чего тащилась сюда на полуразвалившемся воздушном грузовике, и теперь следовало ждать от нее кое-чего другого. Потому что не только ради его объятий она оторвала свою гладкую задницу от комфортабельного североамериканского континента, не только в погоне за экзотикой пересекла по воздуху пиратское Карибское море.
Словно услышав его мысли, Рита пошевелилась, глубоко вздохнула и открыла глаза. Первое, что она увидела, был сидевший на стенке большой волосатый паук, который шевелил в воздухе двумя передними лапами, как пьяный, разговаривающий сам с собой. Сдержав инстинктивную панику, она долго рассматривала его и потом спросила:
– И как только ты их не боишься…
– Кого? – спросил Знахарь, лениво проведя пальцем по длинной ложбинке на спине Риты.
– Да всех этих… Змей, пауков, прочих гадов…
– А что их бояться-то, – удивился Знахарь, – живут себе, никого не трогают.
– Да-а-а… Вон он какой страшный!
– Кто?
– На стене сидит.
Знахарь повернул голову и, увидев паука, улыбнулся.
– Ну и что такого страшного ты в нем нашла?
– Большой, волосатый, как сейчас бросится!
– Ага! Бросится и выкрутит тебе руки.
– Не руки выкрутит, а укусит. Он же ядовитый, наверное.
– Да-а-а, Риточка, видать, в вашем шпионском училище природоведения не было. Это же обыкновенный птицеед. И он вовсе не ядовитый.
– Врешь!
Знахарь презрительно посмотрел на Риту и, протянув руку, осторожно снял паука со стены. До этого ему никогда не приходилось брать в руки таких внушительных страшилищ, но он видел, как это делают другие, поэтому, не желая прослыть среди Риты трусом, заставил себя почти хладнокровно подсунуть пальцы под паука, и тот неторопливо перебрался к Знахарю на ладонь.