Король Треф - читать онлайн книгу. Автор: Борис Седов cтр.№ 21

Подумав так, я отхлебнул кофе и вспомнил историю об американке, которая облилась в «Мак-Доналдсе» горячим кофе и смогла выиграть через суд полтора миллиона долларов. На следующий день во всех «Мак-Доналдсах» мира на стаканчиках появилась надпись «осторожно, горячее». Так что обливайся, сколько хочешь, а на премию можешь не рассчитывать. Тебя предупредили.

Я дожевал последний кусок гамбургера, запил это дело кофе и встал из-за стола. Вышел на улицу, не торопясь, уселся за руль и только тут позволил звоночку беспокойства пробиться на поверхность.

А звонил он по очень простой причине.

Вот я сейчас еду домой. Спокойно так еду, думаю о том, как буду душ принимать, переодеваться в чистое, чайник ставить, а там меня уже ждут. И, как только я войду, приставят к затылку пистолет и скажут, что делать дальше. И я, как миленький, буду делать. А делать придется что-нибудь очень неприятное. Например, ехать куда-нибудь, вроде того, как Алекс предлагал. И на этот раз придется ехать, никуда не денешься. Когда у затылка ствол, в ковбоев не очень-то поиграешь.

Значит, ломиться домой, как Александр Матросов на амбразуру, не годится. А побывать там обязательно надо. Потому что, прежде чем сваливать отсюда, а сваливать, как ни верти, придется, причем немедленно, надо забрать кое-что. А уж потом линять. Куда — это уже неважно. Важно только то, что раз я засвечен, то хата моя — и подавно. Не зря же целых две недели за мной какие-то люди в «Галанте» волочились, царство им небесное.

И я, вместо того, чтобы повернуть направо, где через четыре квартала стояла моя американская трех-этажка, свернул налево, где за углом в собственном маленьком домике жил Семка Миркин, сорокапятилетний еврей, продавец из русской лавки, в которой торговали российской жратвой, привезенной аж из-за океана. Время перевалило за восемь часов вечера, и он уже должен был быть дома. Отношения у нас с ним сложились с первого же дня знакомства самые отличные, так что я мог рассчитывать на то, что он сможет помочь мне в небольшом дельце, которое я решил провернуть в ближайшие полчаса.

Семка оказался дома и, увидев меня, сильно обрадовался и стал заманивать к столу, на котором по случаю выходных была расставлена какаято очень аппетитная еврейская хавка и несколько бутылок с разноцветными домашними наливками. Семкина жена Райка, одетая в китайский халат с драконами, шныряла в кухню и обратно, нося тарелки и закуски.

Я решительно отказался от угощения, сославшись на неотложные дела, и, выразительно посмотрев Семке в глаза, качнул головой в сторону двери. Семка понимающе кивнул и, накинув куртку, вышел со мной.

Мы отошли от ярко освещенного крыльца, и Семка по-деловому спросил:

— Ну, что случилось?

Сам он был, как и я, питерским и в то время, когда жил в Совке, занимался какими-то темными делами. Бандитом он, конечно, не был, но за время нашего знакомства показал себя человеком достаточно решительным и вроде бы даже способным на риск. Так что, в какой-то мере, я мог на него положиться.

— Сема, хочешь заработать пятьсот баксов за полчаса? — спросил я с ходу, чтобы не тратить время на лишние вступления.

— Смотря как, — резонно ответил Семка, — если ты хочешь, чтобы я проник в главную кладовую Манхэттен Банка, это будет стоить дороже.

Мы посмеялись, затем я на полном серьезе сказал ему:

— Сема, нужно пробить мою хату. По-моему, меня там ждут.

— А кто?

— Я не знаю. Но чувствую, что не голые девушки.

— Та-ак, — протянул Семка и задумался на минуту.

Я ему не мешал.

— Так, — повторил он, — значит, так. Давай мне твои ключи. Я иду туда и притворяюсь пьяным. Начинаю ломиться в твою дверь, звать тебя, поднимаю шум, а там видно будет. Полицию никто вызывать не станет, потому что у меня затаривается весь микрорайон и все твои соседи знают меня в лицо. В крайнем случае, если увидят, то посплетничают пару дней, что Сема Миркин напился пьяный. Этим все закончится. Годится?

Я подумал и сказал:

— Годится. Только будь осторожен, Сема, я не хочу, чтобы твои дети остались сиротами. Я ведь и сам не знаю, что там у меня дома происходит. Может, и ничего. Может быть, мне все показалось. А может — и нет.

— Ну все, я пошел. Ты жди меня здесь. Если что, отдашь деньги вдове.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — замахал я руками, — типун тебе на язык!

Семка усмехнулся и растворился в сумерках Бруклина.

Я вздохнул и вошел в дом.

Райка, увидев, что я вернулся один, всполошилась:

— Это куда это Сема отправился на ночь глядя? На столе все стынет, а он направляет свои ноги неизвестно куда! Вася, куда он пошел, скажи мне, я его жена и должна знать!

Я засмеялся и ответил:

— Успокойся, Рая, он скоро вернется.

— Я знаю, как он скоро вернется! В восемьдесят девятом он вот так же вышел по делам, знаю я его дела, а вернулся только через четыре года с конфискацией. А ты мне будешь говорить, что он скоро вернется.

И она, гремя посудой, пошла на кухню. Я взглянул на телевизор, где несколько мускулистых девушек показывали, как нужно следить за фигурой, и вышел на улицу. Хотелось побыть одному и обдумать происходящее.

Но обдумывания не получилось.

Когда я уселся на Семкину пластиковую скамью за двести долларов, стоявшую рядом с входной дверью, и, закинув руки за голову, посмотрел на темное звездное небо, то увидел там улыбавшуюся Настю.

В последнее время такое случалось со мной часто.

Стоило только задуматься ни о чем или просто отвлечься от ежедневных однообразных мыслей, как в памяти всплывал образ милой таежной девушки, которая смогла расколоть каменную корку, уберегавшую мое холодное сердце от никчемных волнений. Она смогла вдохнуть в него свою любовь, и я с удивлением и радостью почувствовал, что и сам способен, оказывается, на настоящую нежность и настоящую любовь.

Я часто вспоминал драгоценные моменты нашей короткой совместной жизни и каждый раз чувствовал, как в моей груди всплывает что-то горячее, поднимается обжигающей волной к горлу и готово вылиться кипящими в глазах слезами, но…

Я не умел плакать.

Точнее, когда-то умел, конечно же, но разучился. Все дети умеют плакать, но прошло время, и мои глаза стали оставаться сухими при любых обстоятельствах. Не знаю, хорошо это или плохо, ведь говорят же люди — поплачь, легче станет. Может быть, это и так, но мне в зрелом возрасте не приходилось испробовать этот способ облегчения на себе.

Прежде я не задумывался о том, что значат некоторые слова, но после того, как потерял Настю, которая стала для меня теплым и нежным светом и источником радости и настоящего желания жить, а не простого инстинкта энергичного шевеления, как это было до встречи с ней, все изменилось.

Сотни раз до этого я произносил простое слово «никогда» и только теперь понял, какой страшный и безжалостный смысл скрыт в нем. Я никогда не увижу Настю. Я никогда не услышу, как она шепчет ласковые слова, согревая мое ухо дыханием. Я никогда не увижу, как она ярким солнечным днем купается в таежном ручье, со смехом брызгая на меня водой…