Немецкий мальчик - читать онлайн книгу. Автор: Патрисия Вастведт cтр.№ 86

— …Мадам не одна страдает, я тоже тоскую по малышке… — Герда замирает: дальше зияющая пропасть до самого подвала. Герда покачивается, глаза у нее закрыты. — …Поделом ей, фрау Ландау думает, мы тупые, мерзкая тощая шлюха…

Штефан предчувствовал, что услышит имя матери. Герда взмахивает руками, и из ее горла вырывается другой голос, выше и мелодичнее:

— Что случилось, Герда? Скажи, милая, в чем дело? — Потом Герда кричит собственным голосом, так громко, что Штефан съеживается: — БЕГИ! скорее пожалуйста скорее пожалуйста! СКОРЕЕ! ну пожалуйста… — Герда тянет себя за волосы, повизгивает, скулит. Она топчется на краю пропасти по расщепленным половицам, и Штефан испуганно пятится. Теперь Герда говорит сразу несколькими голосами, грубыми и резкими: —…поймал ее поймал держу крепко задирай юбку да пусть учится врежь этой шлюшке…

— Замолчи! Замолчи! — кричит Штефан, но что его голос по сравнению с Гердиной какофонией? Она даже дух не переводит.

— …Давай посмотри что там за прелести да да держи ей ноги а эта шлюшка из строптивых! хочет чтоб ей врезали! напрашивается осторожнее ребята… — Вопли обрываются. Герда вздыхает и успокаивает себя: — Тш-ш-ш… все уже ушли, Герда Liebling… иди домой… не смотри… ничего страшного… ничего страшного…

Комната содрогается и звенит, точно колокол. Герда опускает голову, и вонючий ветер из подвала ерошит ей волосы. Штефан тянется, чтобы оттащить ее от пропасти, и его пальцы легонько касаются точки, откуда у ангелов растут крылья. Герда наклоняется вперед, с надеждой взмахивает худенькими бесперыми ручками, и с жалобным криком к ней возвращается ее собственный голос.

Потом случается нечто необъяснимое. Из Гердиной спины пробиваются крылья, большие, сильные, они сияют ярче луны. Комната наполняется синим светом. Первый медленный взмах крыла швыряет Штефана к стене и гасит свечи. Герда поднимается в воздух на пару дюймов и улетает в пустоту.

С чего бы это? Герда не летала. Штефан подставляет лицо ласковому кентскому ветерку. Где бы сейчас ни была Герда, она его ждет, и при мысли о ней плоть и кровь оживают, а душа наполняется светом.

Штефан уже не помнит, почему ушел из дома на Мюллерштрассе. Страшные крики, с которыми он катился по разбитой лестнице, наверняка тоже фантазия, ведь после лестницы перед глазами встает искореженный, блестящий во мраке бомбардировщик и собственные руки, перемазанные машинным маслом и кровью. Он что-то нащупывал, но что именно — забыл.

Еще одно странное воспоминание или, скорее, сон не дает Штефану покоя: рядом с бомбардировщиком он находит олененка, у которого изо рта течет кровь. Вместо копыт у малыша человеческие руки с обкусанными ногтями. Олененок тянется, хочет схватить Штефана за рубашку. Он сломал спинку и зовет: «Mutti! Mutti!» В Штефане тоже что-то сломалось, и он плачет. Он аккуратно стирает грязь с мордочки олененка, качает его на руках, пока тот не затихает, а потом выносит его в сад и засыпает битым камнем.

В голове Штефана белый шум, его расспрашивает доктор с металлическими глазами. Штефан молчит, но не потому, что доктор француз; Штефан просто разучился говорить.

Сейчас Штефан сидит на скамейке в Кенте, смотрит на солончак и недоумевает, как все эти события привели его сюда. Ясно одно: это лишь небольшая передышка, нужно вернуться в свою настоящую жизнь, в дом на Мюллерштрассе, и вместе с Гердой решить, как починить крышу и вытащить из подвала бомбардировщик.

Герда вскользь упомянула Майкл Росса, о котором Штефан слышал раньше. Летним вечером Антье играла в саду с вишневым цветом, а Хеде и мама спорили в столовой. Хеде говорила мрачным голосом, и, едва назвала это имя, мама испугалась. Штефан зачем-то вернулся в дом и незамеченным долго стоял в дверях. Увидев его, мама притворилась, что все в порядке. Напрасно она переживала: Штефан ничего не понял, в памяти застряло лишь имя.

Сейчас все это уже неважно. Тайна того разговора похоронена под руинами прошлого. Штефан до смерти устал в них рыться и вытаскивать сплошь отвратительные обломки. Сейчас важна лишь Герда.

Колокол на церкви в Рае бьет пять. Ласточки с криком прорезают вечернее небо и ныряют под карнизы домов. Штефан бросил Мэндеров на поле для сумасшедшего гольфа почти два часа назад. Пора возвращаться.

Небо еще светлое, но булыжник под ногами уже виден плохо. Спускаясь к парку, Штефан то и дело спотыкается и громко, специально для прохожих, выкрикивает немецкие ругательства.

На следующий день к Штефану подошла Кристина.

— Помнишь, в Йоркшире ты обещал, что научишь меня стрелять? Давай сегодня? — Она сплела пальцы в замок, глянула ему в лицо и тут же уставилась на свои носки.

Кристина нравилась Штефану гораздо больше Элис. В ее спокойствии было что-то от Герды, не нынешней, а прежней покладистой и здоровой Герды с мягким животом и молочно-белой кожей, — Герды, которая являлась ему, когда все прочие оставляли его в покое.

Сегодня Кристина собрала волосы в блестящий хвост. Над ушами и на шее остались маленькие медные завитки. Штефан любовался ею — такая чистенькая! Кристина была в джинсах, которые прислал из Америки какой-то Тоби Шрёдер. Прежде Штефан видел джинсы лишь в вестернах. Гердины американцы не преувеличивали, девушки в джинсах впрямь хороши!

У Кристины свитер с хомутом, вокруг хомута узор из снежинок. Такие свитера в Баварии надевают дети, когда катаются на лыжах. На груди вязаные снежинки растянулись — Штефан глаз не мог отвести. Кристина явно не привыкла к бюстгальтеру и ежилась, даже перед Штефаном. Она понятия не имела о фокусах, которые Герда выделывала с американцами. Интересно, когда какой-нибудь парнишка ее всему научит?

— Ну так что? Я уже решила, куда можно пойти.

«Вот и я о том же!» — подумал Штефан и засмеялся, а Кристина улыбнулась — думает, они друзья. Она ждала ответа, но в последние дни Штефан буквально заставлял себя разговаривать, хотя горло уже зажило и не болело. Большинство фраз казались такими банальными, что хоть не произноси.

— Ну так что? — снова спросила Кристина. — Сегодня вечером Элис и Мод идут заниматься балетом, а я сказала, что у меня болит голова.

— Ja, — коротко ответил Штефан. Он уже устал от разговора и в упор смотрел на Кристину, пока она не ушла, отчаявшись выжать из него хоть слово.

Элизабет задним ходом выезжала из гаража, а Штефан стоял на подъездной аллее, готовый ее направлять. Он предложил бы помощь, но тогда пришлось бы объяснять, что он с двенадцати лет водит машины побольше и потяжелее «даймлера». Вождению учили всех членов гитлерюгенда.

Элизабет велела Мод и Элис поторапливаться, и девочки с сумками в руках юркнули в салон. Штефан чувствовал, что Элизабет волнуется: «Можно ли оставить с ним Кристину? Вечно следить за ним, разумеется, нельзя… но стоит ли ему доверять?»

Если бы Элизабет прямо его спросила, Штефан посоветовал бы ей не волноваться. Да, порой он среди ночи в одной майке и брюках сидит на лестнице у Кристининой комнаты. Сидит, смотрит во мрак и курит. Дверь ее комнаты всегда открыта. Во сне Кристина сопит, как артисты из радиоспектаклей, когда изображают спящих. Штефан представляет, как в будущем легкое дыхание Кристины успокоит ее мужа, если тот неожиданно в тревоге проснется среди ночи. Штефан ему не завидует, хотя разве плохо жить с девушкой, которая не бормочет и не набрасывается с кулаками? Разве плохо будить ее лаской и наслаждаться телом нежнее и мягче Гердиного? Они с Гердой практически женаты, и изменять ей Штефан никогда не станет, но в бессонницу ему нравится быть рядом с Кристиной, просто сидеть у нее под дверью и курить. Стоит сделать шаг — и он переступит порог новой жизни, откуда нет возврата. Штефан будто смотрит на расстилающуюся перед ним дорогу и понимает, что никогда по ней не пойдет.