Новинья наконец-то умолкла, во всяком случае, на какое-то время. Неужели она обдумывала слова Эндера? Или же, в конце концов, осознала, сколь напрасным и… да, жестоким, было ее прощание с Квимо в гневе, а не в надежде? Во время этой минутки молчания Эндер верил, что все решится по-хорошему.
Тишина прервалась.
— Если ты только попытаешься вмешиваться в жизнь моих детей, между нами будет все кончено, — заявила Новинья. — Если же с Квимо что-нибудь случится… что угодно… я буду тебя ненавидеть до самой твоей смерти и стану молить, чтобы этот день наступил как можно быстрее. Ты не знаешь всего, сукин ты сын, и пора уже прекратить притворяться, будто все знаешь.
Она направилась к двери, но затем придумала более театрализованный уход. Новвинья глянула на Элу и сказала, до удивительного спокойно:
— Эланора, я немедленно предприму соответственные шаги, чтобы не дать возможности Кваре иметь доступ к оборудованию и регистрам, которыми она могла бы воспользоваться, чтобы помочь десколаде. И на будущее, моя дорогая, если я услышу, что ты с кем-то разговариваешь о делах лаборатории… тем более, с этим человеком… то до конца твоей жизни отберу у тебя допуск работы на станции.
И вновь ответом Элы было молчание.
— Ага, — сказала Новинья. — Вижу, что ты отобрал у меня больше детей, чем я предполагала.
И она исчезла.
Эндер с Элой ошеломленно сидели. В конце концов, девушка поднялась.
— Я обязательно должна что-нибудь сделать с этим, — сказала она. — Вот только понятия не имею, что.
— Может тебе следовало бы побежать за матерью и убедить, что ты на ее стороне.
— Но ведь это не так. Собственно говоря, мне казалось, а не пойти ли к бургомистру Зельезо и не предложить, чтобы он отобрал у мамы ее пост главного ксенобиолога. Ведь у нее явно не в порядке с головой.
— Вовсе нет, — запротестовал Эндер. — Если же ты сделаешь что-либо в этом роде, это ее убьет.
— Маму? Она слишком черствая, чтобы умереть.
— Нет. Сейчас она совершенно беззащитная, и каждый удар может ее сломать. Не тело… Ее… веру. Надежду. Не давай ей поводов подозревать, будто ты ее бросаешь.
— Это твое сознательное решение? — Эла раздраженно поглядела на отчима. — Или же это вышло само собой?
— О чем ты говоришь?
— Мама как раз сказала тебе нечто, что должно было бы привести тебя в бешенство, ранить… что угодно. А ты только сидишь и думаешь, как бы ей помочь. Неужели у тебя никогда не появлялось желания контратаковать? Неужели ты никогда не выходишь из себя?
— Эла, если бы ты, того не желая, убила голыми руками двух человек, то либо научилась бы держать себя в руках, либо утратила бы свою людскую сущность.
— И ты это сделал?
— Да. — На какое-то мгновение ему показалось, что девушка шокирована.
— Тебе кажется, будто ты и сейчас на это способен?
— Возможно.
— Это хорошо. Эта способность может пригодиться, когда тут все пойдет кувырком.
И она рассмеялась. Это была всего лишь шутка. Эндер почувствовал себя легче. Он тоже рассмеялся с нею, но слабо.
— Я пойду к маме, — объявила девушка. — Но не потому, что ты так сказал. И не по тем причинам, о которых говорил.
— Великолепно. Просто пойди.
— И тебе не хочется узнать, почему мне хочется быть рядом с ней?
— Я уже и так знаю.
— Ну конечно. Это я тебя запутывала. Ты все знаешь.
— Ты пойдешь к своей матери, поскольку это самый болезненный поступок, который возможен в данное время.
— В твоей версии это звучит просто отвратительно.
— Добрый поступок приносит больше всего боли. Самое неприятное задание. Самое тяжкое бремя.
— Следовательно, Эла — мученица? Ты так скажешь, когда будешь говорить о моей смерти?
— Если бы мне хотелось говорить о твоей смерти, пришлось бы все это записать на пленку. Я намереваюсь умереть гораздо раньше тебя.
— Выходит, ты не покинешь Лузитании?
— Ну конечно же, нет.
— Даже если мама тебя выгонит?
— Она не может. Для развода нет никаких оснований. Епископ Перегрино знает нас достаточно хорошо, чтобы высмеять прошение о признании брака недействительным в связи с отсутствием понимания.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Я выбрал эту планету в качестве собственного дома, — заявил Эндер. — Довольно уже фальшивого бессмертия из-за растяжения времени. Я покончил с гонками по космосу и уже никогда не взлечу с поверхности Лузитании.
— Даже если придется погибнуть? Даже если сюда прилетит флот?
— Если смогут улететь все, тогда улечу и я. Но это я погашу свет и закрою двери.
Эла подбежала к нему, поцеловала в щеку и обняла, но только на миг. После этого она исчезла за дверью, и Эндер вновь остался сам.
Я ошибался по отношению к Новинье, размышлял он. Она ревновала не к Валентине. Все дело в Джейн. Столько лет она глядела, как я разговариваю про себя, как говорю вещи, которые она сама никогда не услышит, как слушаю слова, которые она сама никогда не скажет. Я утратил ее доверие и даже не заметил, как его теряю.
И даже сейчас ему приходилось проговаривать все это про себя. Ему приходилось обращаться к Джейн по привычке, укоренившейся столь глубоко, что он даже не осознавал этого. И только лишь теперь она ответила.
— Я тебя предупреждала.
По-видимому, так оно и есть, беззвучно признался он.
— Ты не верил, что я понимаю людей.
Ты учишься.
— А ведь она права, знаешь? Ты стал моей марионеткой. Все время я управляю тобой. Уже много лет у тебя не было ни единой собственной мысли.
— Заткнись, — шепнул он. — У меня сейчас нет настроения.
— Эндер, — сказала она. — Если ты считаешь, будто это поможет тебе сохранить Новинью, убери камень. Я не буду сожалеть.
— Я буду..
— Я соврала. Мне тоже будет жалко и обидно. Только не надо колебаться, если придется сделать так, чтобы не потерять ее.
— Спасибо. — Эндер вздохнул. — Только мне будет трудно удержать того, кого я, скорее всего, уже потерял.
— Когда Квимо вернется, все будет хорошо.
Вот это правда, думал Эндер. Правда.
Молю тебя, Боже, да будет милость твоя над отцом Эстеваньо.
* * *
Они знали, что приближается отец Эстеваньо. Pequeninos всегда знали. Отцовские деревья все передавали друг другу. Не существовало никаких секретов. Что вовсе не означает, будто они этого желали. Случалось, что какое-нибудь дерево хотело удержать что-либо в тайне или же солгать. Но, практически, они ничего не делали в одиночку. У отцовских деревьев не было личного опыта. Если какое-либо из них желало что-то сохранить для себя, рядом имелось другое, которое думало иначе. Леса всегда действовали совместно, но состояли они из отдельных индивидуумов. Потому-то известия и передавались из одного леса в другой, какими бы не были желания отдельных деревьев.