– И одинаково шатких, – заметил Кемаль.
– Кемаль возглавляет те аспекты нашего исследования, которые как раз основаны на предположениях, – сказала Тагири. Именно потому, что он чрезвычайно скептически относится ко всему проекту, он не верит в возможность точного воссоздания прошлого.
Хунакпу и в голову не приходило, что Кемаль склонен отвергать все предположения. Он допускал, что его единственная задача – убедить Кемаля рассмотреть еще один сценарий возможного развития событий, а не доказывать ему, что создание сценариев вообще возможно.
Дико, видимо, почувствовала его отчаяние.
– Хунакпу, – сказала она, – давайте пока не будем обсуждать вопрос о том, что можно доказать, а что – нельзя. Вы уже, конечно, составили в уме заключительную часть своего рассказа. Будем считать вероятным, что Тлакскала покорила и объединила всю старую Мексиканскую империю, и что теперь она успешно развивается, корабли сапотеков ведут обширную торговлю, а тарасканские бронзовых дел мастера изготавливают для тлакскаланцев оружие и инструменты. А что дальше?
Ее подсказка помогла ему преодолеть отчаяние и вновь обрести уверенность в себе. Было бы слишком наивно рассчитывать, что ему удастся убедить великого Кемаля против его воли, но обсудить с ним свои идеи он вполне мог.
– Во-первых, – начал Хунакпу, – как вы помните, у мексиканцев была одна проблема, справиться с которой не удалось и тлакскаланам. Как это уже случилось в Мексике, распространенный у тлакскаланов обычай массовых жертвоприношений их кровожадному богу привел бы к сокращению численности рабочей силы, необходимой для обеспечения продуктами питания населения.
– Ну и как же вы решаете эту проблему? – спросил Кемаль. – Вы не приехали бы сюда, если бы у вас не было готового ответа.
– Во всяком случае, у меня есть предположение на этот счет. Оно не подкреплено никакими доказательствами, потому что Тлакскаланской империи не существовало. Однако им не удалось бы добиться успеха, если бы они повторили ошибку мексиканцев, принося в жертву здоровых мужчин из покоренных ими племен. И вот, как мне кажется, они решили бы эту проблему. Существуют отрывочные сведения, что среди жрецов бытовало мнение, будто бог войны Камаштли особенно жаждет крови после того, как он хорошо потрудился, чтобы обеспечить тлакскаланам победу. Существование такого мнения позволило Тлакскаланам выработать обычай массовых жертвоприношений только после военной победы, потому что только тогда Камаштли особенно жаждет крови.
Таким образом, если город, народ или племя добровольно объединяются с тлакскаланами, признают их господство и позволяют тлакскаланской бюрократии решать их дела, то тогда их мужчин не приносят в жертву, а оставляют трудиться на полях. Возможно, если они окажутся достойными доверия, им даже разрешат вступить в тлакскаланскую армию или воевать на ее стороне. Массовые жертвоприношения осуществляются только за счет пленников из сопротивлявшихся армий. Что касается жертвоприношений в мирное время, то они в Тлакскаланской империи проводятся в умеренных масштабах, – так, как это было до создания мексиканцами Ацтекской империи.
– Таким образом, покорившиеся народы получают своеобразную награду за свою покорность, – сказал Хасан. – А кроме того, им больше незачем восставать.
– Именно поэтому большую часть Римской империи не приходилось завоевывать, – сказал Хунакпу. – Римляне казались настолько непобедимыми, что короли соседних стран обычно предпочитали делать Римский сенат наследником тронов, для того, чтобы оставаться до конца жизни суверенными правителями, после чего их королевство мирно переходило в состав Римской империи. Это самый дешевый способ создания империи, и самый лучший, ибо вновь приобретенные земли не разорены войной.
– Итак, – сказал Кемаль, – если их бог жаждет крови только после победы, они становятся мирным народом, а бог отправляется на покой.
– Что ж, это было бы прекрасно, – сказал Хунакпу, – но их религия утверждала также, что Камаштли не только нуждался в жертвах после победы, но и любил кровь. Камаштли любил войну. Поэтому они могли откладывать массовые жертвоприношения до тех пор, пока не одерживали победу; но они все же искали повод для Иовых сражений, которые могли бы дать им эту победу. Кроме того, у тлакскаланов была та же социально-мобильная система, что и у мексиканцев в период до воцарения Монтесумы. В их обществе можно было возвыситься, либо разбогатев, либо победив в бою. Разбогатеть мог только тот, кто держит в руках торговлю. Поэтому, вероятно, постоянно существовала потребность начинать новые войны со все более удаленными соседями. Мне думается, что владевшим бронзовым оружием тлакскаланам понадобилось не так уж много времени, чтобы достичь естественных границ их новой морской державы: островов Карибского моря на востоке, гор Колумбии на юге и пустынь на севере. Завоевания за пределами этих границ были бы нерентабельными, – либо потому, что плотность населения в этих районах была недостаточно велика, чтобы эксплуатировать его с выгодой для себя или использовать для жертвоприношений, либо потому, что они встретили бы слишком сильное сопротивление, столкнувшись с инками.
– И поэтому они обратили свой взор в сторону пустынной Атлантики? – съязвил Кемаль. – Маловероятно.
– Согласен, – ответил Хунакпу. – Я думаю, что если бы они были предоставлены самим себе, то никогда или, по крайней мере, на протяжении нескольких веков не обратили бы свой взор на восток. Но ведь они не были предоставлены самим себе. К ним пришли европейцы.
– Тогда мы вновь оказались там, откуда начали, – вмешался Кемаль. – Развитая европейская цивилизация открывает для себя отсталых индейцев и…
– Теперь уж не таких отсталых, – возразила Дико.
– Бронзовые мечи против мушкетов? – опять съязвил Кемаль.
– Мушкеты не имели решающего значения, – возразил Хунакпу. – Это общеизвестно. Европейцы просто не могли появиться здесь в достаточно больших количествах со своим превосходным оружием, чтобы преодолеть численное превосходство индейцев. Кроме того, нужно учитывать еще одно обстоятельство. Европейцы не могли появиться сразу в центре бассейна Карибского моря. Очередное открытие в этом регионе наверняка будет сделано Португальцами, совершенно независимо от Колумба, уже в конце 90-х годов пятнадцатого века. С нескольких судов португальцы увидели берега Бразилии, а возможно и высадились там. Однако земля, которая их встретила, оказалась сухой и бесплодной, и к тому же, отсюда нельзя было попасть в Индию, как тогда, когда они шли вдоль африканского побережья. К тому же, в отличие от Колумба, они никуда не спешили, и их визиты носили случайный и бессистемный характер. Потребовались бы годы, прежде чем португальские суда вошли в Карибское море. К этому времени Тлакскаланская империя уже прочно утвердилась в этом районе. Теперь, вместо миролюбивых и добродушных тайнов, европейцы столкнулись бы со свирепыми и голодными тлакскаланами, которые уже, вероятно, начали приходить в отчаяние от того, что они не могут с легкостью расширить территорию своей империи за пределы существующих границ вокруг Карибского бассейна. Что же увидели тлакскаланы? Для них европейцы – отнюдь не боги, пришедшие с востока. Для них европейцы – это новые жертвы, которых привел к ним сам Камаштли, показав тем самым, как можно вновь вернуться на путь победоносных войн. А эти огромные европейские суда и мушкеты – не просто непонятные чудеса. Тлакскаланы или их союзники тараски и сапотеки немедленно начали бы разбирать их на части. Вероятно, они принесли в жертву достаточно много моряков, чтобы убедить корабельных плотников и кузнецов заключить с ними сделку, и, в отличие от мексиканцев, тлакскаланы сохранили бы им жизнь и многому научились бы у них. Сколько времени понадобилось бы им, чтобы научиться делать мушкеты? Строить большие суда? Европейцы, между тем, вообще ничего не знали о существовании империи тлакскаланов, потому что каждое судно, достигшее Карибского моря, захватывалось в плен, и экипажи никогда не возвращались домой.