Рахманин, чувствуя приятную расслабленность —
получилось, получилось! — закрыл коробочку и прошелся по разгромленной
комнате. Поднял с пола, из кучи, цветной журнальчик небольшого формата,
полистал, присмотрелся, хмыкнул:
— Ну да, конечно! Мадмуазель Новодворская и прочий
зверинец…
— Вы ответите! — выкрикнул хозяин уже самую
чуточку увереннее.
Полковник разжал пальцы, и поганый журнальчик спланировал на
пол.
— Придурок ты все-таки, — сказал Рахманин
беззлобно, даже с некоторой грустью. — Мир, понимаешь ли, изменился,
страна выздоровела, а вас осталось-то полтора убогих идиота… И не будут возле
тюрьмы толпиться возмущенные народные массы, не будут импортные люди тебе
черную икру передавать и фотки твои цветные в своих газетках тискать. А будешь
ты сидеть уныло и буднично, как самый обыкновенный долбаный пособник
террористов. И знаешь, что самое пикантное? Когда грохнуло бы, домик твой попал
бы в зону поражения одним из первых, и загнулся бы ты здесь со всем своим
семейством, придурок… А ты что, на орден Шамиля первой степени рассчитывал?
Ладно, берите его, и пошли.
Пожар на фруктовом складе вспыхнул совершенно неожиданно для
всех базарных людей — ну, естественно, они и понятия не имели, что устроен
он был профессионалами своего дела, располагавшими и богатым житейским опытом,
и кое-какой материальной частью. Взрыва никто не слышал, там и взрываться-то
было нечему, просто-напросто в закутке, принадлежавшем некоему Гураму, в
половине двенадцатого дня вдруг полыхнуло, да так, что из-под двери растеклись
огненные ручейки, мгновенно воспламенившие несколько пустых ящиков. А через
пять секунд сработало второе устройство, приведенное в действие Кешей простым
звонком на мобильник — разумеется, после того как он убедился, что никого
из хомо сапиенсов поблизости нет.
А дальше, собственно, и не надо было ни во что вмешиваться,
события развивались своим естественным чередом. Народ с рынка шарахнулся,
остались только самые безбашенные зеваки, примчалась пожарная команда, самая
настоящая, ни в какие жуткие тайны не посвященная — и за каких-то полчаса
возгорание ликвидировала умело и качественно. К тому времени милиция —
опять-таки не знакомая с потаенной подоплекой дела — вытеснила с рынка
всех посторонних и большую часть торгового люда, оставив только тех, кто держал
клетушки на этом самом складе. Чтобы, как легко догадаться, снять показания и
заполучить кучу бюрократических бумаг.
Вот только среди милиционеров, во множестве скопившихся на
базаре, сыскались и такие, кто в милицейскую форму нарядился только для виду…
Кеша с Антоном, до сих пор не вышедшие из роли, торчали на
своем законном месте, посреди сбившейся у мясного павильончика кучки базарного
пролетариата низшего разряда, которая ждала своей очереди на опрос. Среди них
происшедшее обсуждалось, но вяло, никаких версий и гипотез, одним словом, не
высказывалось; присутствующих волновали главным образом вопросы
практические — кому удастся отмотаться от спецприемника, а кто по
беспаспортности непременно попадет под раздачу.
Оба видели со своего наблюдательного пункта, как у ворот
остановилась белая «шкода» со знакомым номером, и товарищ Бакрадзе, имевший
крайне взволнованный вид, принялся что-то объяснять преградившему ему дорогу
милицейскому сержанту, который на самом деле был совсем не милицейским, да и не
сержантом, а постарше по званию. Так, все идет по задумке — «сержант»
рвавшегося внутрь Бакрадзе не пропустил, а вызвал по рации еще одного
милиционера, на сей раз в капитанском чине (действительно капитана, но по
фамилии Климентьев, украшавшего своей персоной совсем другую силовую
структуру). Означенный капитан со всей возможной деликатностью взял
расстроенного визитера за локоток и повел его не к складу — возле него все
еще торчала пара пожарных машин, изнутри тянулись последние бледные струйки
дыма, — а в сторонку, аккурат к мясному павильончику. Они оказались в
каких-то десяти метрах от Кеши с Антоном, и те прекрасно слышали разговор.
— Я так понимаю, вы хозяин будете? — спросил
Климентьев, держа наготове серую папочку официального вида.
— Совладелец, если точнее, — сказал Бакрадзе
нетерпеливо.
Он волновался, дураку видно, но все же нешуточным усилием
воли держал себя в руках — хотя то и дело непроизвольно косился в сторону
склада.
— Совместно с Лагадзе Гурамом Вахтанговичем?
— Да, а в чем дело?
— Пожар, сами понимаете, — сказал Климентьев с
хорошо сыгранной скукой райотдельского мента, вынужденного заниматься на своей
земле черт-те чем. — Кучу бумаг писать придется. Вон страховщики
подъехали, сейчас и они начнут. Да вдобавок дело на поджог тянет… — он
извлек из папочки чертеж, сделанный от руки черной шариковой ручкой. — Вы
мне тут покажите, пожалуйста, который ваш с гражданином Лагадзе отсек…
Кеша с Антоном отчетливо видели, как Бакрадзе подобрался,
напрягся явственно — неудивительно в его положении, ситуация, что ни
говори, нестандартная…
— Вот этот, — сказал он наконец, тыча пальцем.
— Так-так-так… А что вы там хранили?
— Фрукты, естественно. В ящиках и коробках.
— И только?
— Ну а что еще? Мы с Лагадзе занимаемся исключительно
фруктами… — И Бакрадзе наконец решился, спросил быстро: — А что
случилось?
— Да вроде бы типа поджога, я ж сказал, — протянул
Климентьев лениво. — Мир вас тут не берет, друг другу пакости делаете…
— Вы о чем?
— Да я не про вас лично, про вообще… Значит, у вас там
были только фрукты?
— Ну да.
— Интересные дела, — произнес Климентьев
безмятежно. — А вот пожарные, когда все выкидывали из отсеков, именно из
вашего какую-то непонятную фигню выгребли — замазка не замазка, только
очень похоже… Или пластилин какой-то, что ли… Непонятная, в общем, замазка. Там
сейчас эксперты, они точно скажут уже через полчасика, нужно все изучить и
описать, поскольку есть подозрение на поджог… Что у вас там за пластилин такой?
Кеша с Антоном не без скрытого злорадства наблюдали за
вполне предсказуемой реакцией Бакрадзе: как серпом по этим самым… бесценному
для любого мужика достоянию… Тут любой оторопеет, хотя бы в первый миг, даже
профессиональный разведчик, неплохо подготовленный старыми кадрами.
Лицо Бакрадзе покрылось мелкими бисеринками пота, на
мгновение промелькнула растерянность, но удар он все же держал неплохо: очень
быстро превозмог оторопь, рожа стала невозмутимой, собранной, только в глазах
присутствовало нечто…
— Пластилин? — пожал он плечами. — Какой еще
пластилин?
— Да это у вас надо спросить какой, — также
безмятежно процедил Климентьев. — Я-то откуда знаю? То ли замазка, то ли
пластилин, я видел мельком… Вы не стройматериалами ли приторговываете? Очень
похоже, как мне сказали, на какую-то хрень строительную. Если так, то это
серьезное нарушение — держать стройматериалы в одном помещении с фруктами,
да вдобавок торговать без соответствующего разрешения. Мое дело сторона,
конечно, с СЭС разбираться будете… но пожар-то на меня навесили.